Туманы и чудовища

Алетея стала чем-то вроде воспоминания о стране, в которой Леда никогда не бывала. Сквозь узоры в металлических сочленениях можно было увидеть нити, заставлявшие ее двигаться. Жало в руках Тиля было, конечно, абсолютно мертвым, даже каким-то потускневшим. И Леда не могла проверить, остались ли под его каркасом узелки… но она могла кое-что получше.

– Где ты это нашел?

Тиль снова прищурился – одним глазом, и второй, широко распахнутый, вдруг показался ей почти золотым. Скоро должно было взойти солнце.

– Ты знаешь, что это, – это не было вопросом.

– И если расскажешь, где ты это нашел, это очень поможет Буяну.

Тиль фыркнул и недоверчиво посмотрел на находку.

– Мне снова приходится верить ведьме, – пробормотал он еле слышно. – Но героям приходится делать и не такое…

Леда аккуратно протянула руки к жалу, но Тиль замотал головой.

– Оставлю в качестве залога.

– И подождешь, прежде чем относить это Буяну.

Тиль скорчил рожу, а потом протянул Леде левую руку.

– Договорились. Только обещай рассказать, что это такое.

– Поймешь сам, когда увидишь остальное.

– Остальное? – Тиль прищурился, а потом аккуратно пожал ее руку. Запомнил, что она морщилась на пляже? И что была левшой – тоже? Помедлив, он добавил: – Эту штуку я нашел на свалке Ваари.

Солнце не успело толком взойти над далекими храмовыми холмами, а туман уже колыхался под ногами и набирал силу. Леда отошла от дома Штормов всего на пару шагов… а подняв взгляд, поняла, что ее окружает только серое, стелющееся по земле море.

Сапоги оставляли за собой белесые вихри, словно Леда шла по щиколотку в воде: дорога от дома Штормов вела дальше от моря и выходила на плато маяка, туда, где еще дальше, в стороне от города, поселился младший Ваари.

Братьев и прежде называли по фамилии: к какому из них обращались, часто было понятно по контексту. У старшего это было «ВААРИ, “КРАКЕН” ТЕБЯ РАЗДРОБИ!» и «ВААРИ, А НУ СТОЙ!». Младший отзывался на каждое «Ваари, не подскажешь, где носит твоего братца?» и «А, Ваари, я тебя и не заметил». Неудивительно, что Леда узнала их настоящие имена далеко не сразу: она была новенькой в их ватаге, носившейся по Инезаводи со скоростью, которой позавидовали бы и некоторые известные ей сейчас механоги. Она еще даже не стала тогда Штормом, но и Астарадой толком не была. Ее родители носили свою фамилию во внутреннем кармане и ценили другие связи. Леда запомнила их далекими и недостижимыми, почти как созвездия, – но не потому, что они ей пренебрегали, вовсе нет. Они всегда возвращались, когда оставляли дочь на попечение многочисленных друзей. Возвращались с улыбками, новыми шрамами и подарками. Отец научил ее кроить. Мать – замечать то, что на первый взгляд не стоило внимания. И оба дали ей понять, насколько важно бывает слушать.

Как и во всех подобных историях, однажды они не вернулись. Почти девять лет Леда прожила на корабле, и море было ее землей. Она ходила по дорогам Инезаводи, раскачиваясь и падая. Это приводило в восторг некоторых детей, да и парочку взрослых тоже.

Старший Ваари и Сольварай Жадар прилипли к ней, как улитки ко дну корабля. Из них сыпались вопросы о других странах, о приливах и крае света, о том, каково это вообще – быть дочерью бездноплавателей, путешественников по Пустынному морю, которое не поддавалось ни одной карте. Туман Инезаводи постепенно стирал изумрудный блеск волн и улыбки родителей, и однажды Леда проснулась в ужасе, потому что не смогла вспомнить, какого цвета были глаза ее матери. Носил ли отец саблю? Кинжал? Компас?

Она помнила только горизонты чужих стран, на землю которых никогда не сходила. «Для этого была причина», – говорила мать. «Для всего на свете есть причина», – говорил отец. «Слушайся родителей», – говорили многочисленные нянюшки и дядюшки. И Леда слушалась.

Ветер, подобно чужой ласковой руке, вплелся в ее волосы, – весна в этих краях не всегда была резкой и мокрой. Леда на мгновение зажмурилась и вспомнила тепло деревянных корабельных досок под своими крошечными босыми ногами. Она улыбнулась, и улыбка не сходила с ее лица до самого дома Ваари, который, как и обещал Тиль, пропустить было невозможно.

Он примостился у одного из заливов, почти на краю: будь скалы пониже, волны бились бы о заднее крыльцо. Деревянный дом в Инезаводи, надо же! Значит, Ваари не планировал жить здесь долго. Значит, он хотел уехать. Вряд ли в его планы входило таинственное исчезновение.

«Свалкой» Тиль назвал небольшой и довольно аккуратный навес, под которым скопилась тысяча бесполезных на вид мелочей. Пружины, шестеренки, гладкие деревянные брусья, какие-то стеклянные граненые кости – часть из них разбилась.

Туман продолжал наступать.

Леда вытянула руку – пока еще видно. Обернулась туда, где, по ее расчетам, должен был стоять город. Казалось, громада недостроенного моста все еще поднимается над белесыми волнами, но вскоре и она утонула в тумане. Поежившись, Леда склонилась над кучей. Сдвинула в сторону несколько подозрительных мешков, в которые не стала заглядывать, и побитого дождем деревянного коня…