Туманы и чудовища

У него получилось что-то вроде «фо мофе, яфн ж фдо». Он сделал могучий глоток и продолжил:

– Собирает дань, которую задолжали.

– Сирены вернулись. Я слышала, как они поют по ночам.

– Это чайки глотки рвут, Лили, хватит заливать.

– Ты хватит заливать! Никакое это не чудовище!

– Штиль и говорит, что это чудовище не чудовище отнюдь!

– Штиль много чего заливает, тоже мне, Шторм…

– Сирены тоже чудовища! По-своему…

– Ага. Только несуществующие!

– А люди – нет?..

Леда и не думала, что больше всего «рабочих версий» получит от шумных детей и подростков, дерущихся за место и еду на кухне дома Штормов. Она забыла, в какой хаос превращается здесь каждый прием пищи. И насколько ей не хватало этого хаоса.

Бабушка Лиса и Старатель Джарх даже не пытались их успокоить. Они знали, как лучше всего обходиться со Штормом – дать ему пройти. И твердо стоять на ногах. Однажды он успокоится.

Леда ела молча, изредка отвечая на вопросы – даже на вопросы о шрамах, которые она так и не спрятала. А дети старательно делали вид, что не замечают, как странно она держит ложку. Почему-то здесь, среди Штормов, она вдруг оказалась в штиле. Жизнь ее больше не походила на кораблекрушение, хотя лавку под ней трясло, стол шатало, а мундир, похоже, предстояло отстирывать от рыбной похлебки.

Тиль вызвался ее проводить – теперь у него тоже было немало вопросов, которые он старательно сдерживал весь ужин, – но Лиса уговорила Леду остаться. Вскоре та провалилась в сон, зажатая между неровными матрасами, пыльными циновками и двумя девочками постарше, одна из которых не переставала спрашивать о столице, а вторая – о ее юбке с карманами.

Леда не удивилась, когда ее сон снова залило соленой водой, засыпало песком и озарило рыжим закатом. Она опустила взгляд и обнаружила, что на ней надето не ужасное белое платье, доживавшее свой век в шкафу особняка, а один из Цеховых костюмов, которые она сшила сама, – из выцветшей фиолетовой ткани, купленной у агорского торговца.

Солнце все еще висело над горизонтом – в вечном падении. Песок был мягким и рассыпчатым, воздух пах солью и обещаниями. Никакого тумана. Никаких песен.

– Откуда они?.. – пробормотала Леда на языке, слова которого давно не исторгались из ее горла, и посмотрела на свои руки, расцвеченные белизной шрамов. Ее собственные молнии, и никак иначе. – Неважно. Важно то, о чем они напоминают.

Леда сжала кулаки и сделала глубокий вдох. А потом заметила свет маяка. Впервые на своей памяти. Был ли в ее сне вообще маяк? Это сияние казалось каким-то чересчур знакомым. Словно…

Словно на вершине маяка свернулась вокруг зеркал та самая нить судьбы, что она не смогла удержать.

Глава седьмая, в которой Леда падает в бездну

Леда выскользнула из дома Штормов так рано, что фиолетовую бездну неба только начали заливать розовые предрассветные краски. Если приглядеться, на темном краю еще можно было поймать угасающие узоры звезд.

Ей хотелось подумать. Нужно было вернуться в «Край света», расспросить больше людей, добраться до дома Ваари… попытаться вспомнить о Беневоленте хоть что-то полезное. Что-то кроме неудачной шутки и улыбки. Она даже голос его толком вспомнить не могла!

Магия завораживала, но она же и пугала. О сломанных судьбах ходило множество историй, призванных по большей части предостеречь тех, кто считал себя неприкосновенным и самым умным. Какой посчитала себя Леда, когда решила взять ножницы, аккуратно надрезать воздух над позвоночником Беневолента и вытянуть его сияющую нить на всеобщее обозрение? По крайней мере, она представляла это так, хотя и не знала, что произошло в действительности.