Туманы и чудовища

Может, ей следовало остаться в Двужилье. Или перемахнуть через Хребет – она давно хотела побывать в торговых городах К’Ланса, стоящих на перепутье тысячи дорог, и на Лисборнских пустошах, и в руинах Сараджа, которые славились тем, что в давние времена там не случилась свадьба, и на Пепельном побережье. И еще в тысяче мест, которые она променяла на Город-Грозди и башни Цеха, на согнутую над механизмами спину, на нити, от которых слезились глаза, и на ножницы, которые наделяли ее ощущением всемогущества. Но искалеченные, бесполезные руки привели ее домой – туда, где сияла в тумане обжегшая их нить. Неспроста. Что-то здесь было не так.

Соль сказала: точно неизвестно, когда пропал Ваари, но именно после первых исчезновений туман начал наглеть, а солнце больше не могло бороться с ним по-настоящему. Леда задумалась. Она смутно помнила день, когда оплавила свои ножницы, но готова была поспорить, что Ваари пропал именно тогда.

Леда могла сколько угодно не верить в Ткачей, но таких совпадений в делах мастеров не случалось. В магических полотнах все было сложено так, как надо, все было почему-то и зачем-то, каждая нить – на своем месте. И если люди в Инезаводи начали пропадать, когда Леда попыталась изменить чью-то судьбу… могла ли она совершить настолько ужасную глупость и потянуться к давно погасшей – мертвой – нити?

Если вмешательство в узор ткани осуждалось негласно (да и провал был почти гарантирован), то это было запрещено и каралось не просто изгнанием. За такое преступление мастера могли наказывать изобретательно и без границ. По башням ходили слухи, что на самом деле Гобелен Тысячи Причин – тюрьма, и соткан он из таких провинившихся судеб. Иные подмастерья клялись, что видели в гобелене еще не угасшие, страдающие нити узников. Леда слухам не верила – не только потому, что это казалось ей слишком жестоким, но и потому, что она надеялась однажды разгадать тайну Гобелена. Мечте ее было не суждено сбыться.

Могла ли Леда попытаться удержать угасающую, умирающую судьбу? Могла ли отыскать давно погасшую? И если да, то почему согласилась?

Леда качнула головой и подняла взгляд. Она ведь не была настолько глупой, так?

Безликая статуя то ли Ткача, то ли бездноплавательницы не ответила ей. Леда глянула на ее отсутствующие кисти и сжала кулаки. Разжала. Стянула перчатку.

Если ты запутал нити, тебе придется их распутать. Тогда и времени на раздумья не останется.

Леда потянулась к подаренным Жорраром ножницам – и волосы темными волнами упали на плечи. Руки все еще немного ныли – то ли от промозглости, то ли от утреннего приключения, – и металл снова обжег их. Но Леда сжала зубы и…

Вот она. Тонкая ниточка, оставленная ее механогом. Вьется вверх, туда, где…

Леда запрокинула голову: с площади неплохо просматривались дома верхнего яруса. В одном из них Леда провела немалую часть жизни, в другом какое-то время жили родственники Агаты Дэси – пока Инезаводь и безнадега не выгнали их подальше от побережья Пустынного моря. Всех, кроме ее отца.

Леда надела перчатку, небрежно заколола волосы и поправила края мундира. Он был ей великоват. А вот в плечах сидел как влитой, но этого стоило ожидать: у Леды были широкие плечи.

Она зашагала по витиеватой улице, пробегающей под мостом и ведущей к равнинам, а затем на скалы. Клочья тумана уже выглядывали из-за каменных крылечек и арок, словно заблудившиеся животные. Инезаводь всегда была краем туманов, но прежде они не задерживались здесь надолго. Теперь в тумане исчезали люди. И Леда… Леда, пожалуй, не хотела, чтобы исчез кто-то еще.

Под мостом было темно и сыро; стены покрывали ракушки, и на долю секунды Леда представила, как море добирается до берега и поднимается все выше, оставляя над водой только верхушку храма и прогулочную часть моста. Но нет, такого, конечно, не случалось даже в самые лютые бури. Люди позаботились о защите магического месторождения и сделали этот город… ну, городом. Готовым ко всему, но навсегда в этой готовности оставленным.

На Леду то и дело поглядывали из окон, но она старалась не обращать на это внимания. К вечеру вся Инезаводь узнает, что вернулась ее блудная дочь. Вернулась побежденной: в здешних местах мундиры могли разве что открыть чуть побольше дверей, но не сердец. Стоило оставить его в таверне, но на верхних ярусах к ней вряд ли отнеслись бы с пониманием, если бы она пришла без приглашения и без предлога. Верхушка Инезаводи запомнила ее как ту еще возмутительницу спокойствия. Бордовый мундир, в тусклом свете солнца поблескивающий застежками, был ее ключом.

Дорога наверх после бесконечных подъемов и спусков Города-Грозди показалась Леде легкой разминкой. Она не так часто покидала башни, но порой любопытство выталкивало ее в Цеховое депо механогов – там были не только пауки, но и длинные сколопендры, чудо техники с сотней скрепляющих их узелков. Бывала Леда и на Всесветном рынке, который раскидывал свои палатки под одним из Южных корней. Не там ли, под сенью Домдрева, познакомилась она с тем, из-за кого лишилась будущего?