Тухачевский против зомби

– Палач, – пробормотала она, закрыв глава, положив палец на спусковой крючок и выставив дуло вперед себя, прямо в лицо Никите.

– Инга!!! – закричал он и выстрелил…

…и проснулся. Покрутил головой по сторонам – Инга спала рядом. Погладил любимое спящее тело по голове, но больше так и не уснул.

Когда утром выдвинулись в Елатьму, Антонов спросил у Никиты:

– Слушай, а ведь у армии гимн должен быть?

– Ну теоретически…

– Ты, я гляжу, парень неглупый. Может, придумаешь чего? Только не малопонятную чепуху, как у большевиков – какой-то Интернационал, конгресс, сам черт не разберет, про что поют… Что-нибудь такое, народное, чтоб люд простой понимал да подпевал.

Никита просьбу принял – во время одного из привалов, когда остановились передохнуть да напоить коней, – взял он бумагу и карандаш и присел под деревом, чтобы вспомнить текст знаменитой песни тамбовских партизан. И во время подготовки диплома, и до него он эту песню слышал многократно, поэтому особого труда для него это не составило – текст аккуратно лег на бумагу ровными строчками, создавая новую страницу в истории Тамбовского восстания…

Что-то солнышко не светит,
Над головушкой туман,
Ай уж пуля в сердце метит,
Ай уж близок трибунал.

Эх, доля-неволя,
Глухая тюрьма!
Долина, осина,
Могила темна.

Где-то черный ворон вьется,
Где-то совушки кричат.
Не хотелось, а придется
Землю кровью орошать!..

Поведут нас всех под стражей,
Коммунист, взводи курок,
На тропинке, на овражьей
Укокошат под шумок.

Эх, доля-неволя,
Глухая тюрьма!
Долина, осина,
Могила темна.

Поведут нас всех огулом,
Отдадут команду «Пли!»
Чур, не хныкать перед дулом,
Не лизать у ног земли!..

Мы не пивом и не водкой
В наш последний вечерок
Самогоном зальем глотку
И погибнем под шумок!

Не к лицу нам покаянье,
Не пугает нас огонь!..
Мы бессмертны! До свиданья,
Трупом пахнет самогон!..

Эх, доля-неволя,
Глухая тюрьма!
Долина, осина,
Могила темна.[2]

Закончив, он протянул Антонову исписанный листок. Тот внимательно прочитал, улыбнулся:

– Что ж, мне нравится, да. А как же звучать будет?

Никита напрягся, вспоминая мотив и приводя в соответствие с велением командира свои музыкальные (небогатые, впрочем) способности и запел… Услышав его «на любителя» исполнение, Инга улыбнулась – впервые за эти дни. Но по счастью, Антонов имел слух и голос куда красивее, чем у Никиты, потому скоро подхватил затянутую пареньком мелодию и получилось в общем даже нечто красивое. Всю дорогу до Елатьмы ехали с песней…

Что-то солнышко не светит,
Над головушкой туман,
Ай уж пуля в сердце метит,
Ай уж близок трибунал.

Эх, доля-неволя,
Глухая тюрьма!
Долина, осина,
Могила темна.

Где-то черный ворон вьется,
Где-то совушки кричат.
Не хотелось, а придется
Землю кровью орошать!..

Эх, доля-неволя,
Глухая тюрьма!
Долина, осина,
Могила темна.

Глава девятая – о том, что чума распространяется быстрее света

По возвращении из Елатьмы, где события произошли по примерно такому же сценарию, Никита, Антонов и Токмаков собрались в освобожденном здании правления.

– Надо выходить на связь с ВСЮР![3] – отрезал Токмаков.

– Это понятно, но кто поедет? Мы с Вами здесь нужны…

– Какие будут предложения?

– Знаете, Петр Михайлович, в дороге я наблюдал за нашим юным другом… Он проявил себя с недюжинной, исключительной стороны! – лукаво улыбаясь и глядя на Никиту, говорил Антонов.

– Да что Вы?! – напускная скромность никогда не вредила, верил Никита, хотя сам был на седьмом небе от принятого решения. Еще бы сейчас Ингу с ним выпустили… – Не знаю, смогу ли я справиться.