Цветные рассказы. Том 2

Боб стоял перед витриной, пол которой приподнят на полметра над тротуаром, и поэтому видел все, что там происходило, немного снизу. Магазин готовился к закрытию. В витрине стояла упитанная молодая женщина с пухлым невыразительным лицом и собирала какие-то свитки.

Ее короткий желто-бежевый рабочий халатик не закрывал, а скорее приоткрывал полные розоватые руки и ноги. Работница магазина наклонилась, чтобы поднять упавшие свитки, и прямо перед носом Боба открылся белый треугольник трусов на фоне розоватых, с пупырышками гусиной кожи ягодиц и верхней части бедер. Можно представить, что это было за зрелище на фоне картины с бескрайним голубым небом, огромным желтым диском солнца и величественным журавлем, погруженным в пучины дзен.

Женщина обернулась назад и увидела округлившиеся глаза Боба, буквально вперившиеся в ее зад. От неожиданности кровь бросилась ей в лицо, она качнулась, потеряла равновесие, выронила из рук свитки… Боб непроизвольно протянул к ней руки, чтобы помочь избежать падения. Руки будто удлинились и беспрепятственно прошли через стекло витрины. Боб успел подхватить обнаженные предплечья девушки и в последний момент удержал ее. Он явственно почувствовал тепло прикосновения к женскому телу и незнакомое волнующее чувство, которое впоследствии, находясь в зрелом возрасте, он квалифицировал бы, наверное, как внезапный прилив желания.

В этот момент желтый диск солнца на картине вспыхнул, внезапно вырос и заполонил все пространство. Желтая вспышка поглотила Боба, он почувствовал жаркий удар, будто изнутри самого себя. Зашатался, закачался, непроизвольно отпустил руки и на мгновение потерял сознание. Голова кружилась, к горлу подступала тошнота, перед глазами все плыло в желтом водовороте. Он не упал только потому, что уперся лбом в холодное стекло.

Через минуту ЭТО отпустило его. Витрина пуста, свитки убраны, а в магазине уже никого. Лишь одинокий журавль продолжал плыть в воздухе на фоне плоского, монотонно желтого солнца, над хижинами и пагодами униженного и угнетенного японского крестьянства.

Боба немного покачивало, и он медленно побрел по тротуару. Когда ему стало лучше, он остановился и осмотрелся по сторонам. Все изменилось. Город оставался знакомым, но казался совсем другим. Будто бы более четким, более живым, более понятным. В одно мгновение он вспомнил все, что случилось с ним за последние пять дней, посмотрел на это совсем другими глазами. Будто в его голове что-то щелкнуло, и все смещенное и перепутанное внезапно стало на свои законные места.

По-прежнему Боб чувствовал дурноту. С трудом перебирая ватными ногами, он добрел до своей тихой гавани на Старо-Невском. У него был жар, высокая температура, очень сильно болело горло. Тетушка уложила его в постель, заставила полоскать горло, напоила горячим молоком с содой, сахаром и медом. Как ни странно, дома было тепло. Пока Боб отсутствовал, тетушка с дочерью Лариской законопатили и заклеили ветхие рамы окон. А к вечеру в доме включили отопление. Перед сном Боб взял блокнот и записал: «Отпускаю на свободу Лилю, Евгению и Нину, никого не ставлю на пьедестал и не обожествляю, пусть все идут своим путем».

Дни шестой и седьмой