Цветные рассказы. Том 2

– Что я такое: плоскость, объем или душа? Я не знаю, что я такое. Если я плоскость, то чего? Пола в маленькой комнате, изрытого навощенными щелями, плоскость дна пепельницы в доме некурящих? Нелепая маленькая претенциозная лужайка? Я надуваю щеки, делаю страшные глаза, и слабый голос, монотонно пищавший «Я степь, я степь», вдруг доходит до моего внутреннего сознания. Буря прошла, оставив только сухие раскаленные камни, и я спрашиваю себя почти утвердительно: «Я степь?». Ну не такая большая. Самая обыкновенная домашняя бескрайняя степь с обрезанными краями. И правда, так ли уж я не похож на степь? Я обхожу свое хозяйство. Вот чертополох, крапива, заросли сорняков. Но есть и всякие полезные корешки, небольшие пучки буйных диких трав, укропа, незатейливых полевых цветов. Правда, похоже? И как в настоящей степи то здесь, то там разбросаны испражнения случайных прохожих. А здесь, что здесь? Я этого не ожидал. Я знаю всех, кто сюда заходит… А ты, о ком я все время думаю, так же весела, так же грустна и далека. Бог послал на землю легкомысленное племя женщин, чтобы мужчины учились писать стихи. Женщины слепы. Они выполняют свою миссию, не задумываясь о ней. И с тех пор каждый день на земле появляется еще один поэт. Из меня, правда, поэт, похоже, не получится.

Женя ничего не ответит. Неизвестно, дошло ли до нее мое письмо. Боб сидел на телефоне, долго что-то объяснял разным людям. О том, что в перерыве концерта зашел за кулисы, чтобы лично вручить цветы концертмейстеру Горбенко, что она дала ему театральный бинокль, а после концерта он не смог его вернуть, потому что она уже ушла, что он не знает, когда она будет еще выступать, что получилось нехорошо, будто он взял и не вернул чужую вещь, и так далее, и тому подобное. В результате адрес Жени у него. Он напишет еще одно письмо, уже на этот адрес. Может быть, и навестит Женю, и лично вручит письмо. Или по почте? Это можно решить и позже.

«Здравствуйте, дорогая Евгения!

Очень приятно писать эти слова. У меня такое чувство, будто долго ждал встречи с Вами, ждал, наполняя воздух вздохами и стенаниями, и вот Вы пришли, и я говорю: «Здравствуйте, дорогая Женя!»

В первом письме я написал, что я Вами живу. И ничего тут уже не поделаешь. И ничего не поделаешь, что даже сейчас я не могу не писать без иронии, хотя у меня на душе очень и очень тяжело. Конечно, эта ирония не говорит в пользу серьезности моего письма. Но я иронизирую, насмехаюсь над самим собой, честное слово. Не исключаю, что и Вы посмеетесь над моим письмом, а может быть, не только Вы, может быть, и Ваши подруги, и даже какие-нибудь поклонники, которые вовсе не достойны Вас, так пусть тогда и я вместе с Вами, и всем будет от этого легче. Ведь я Вас совсем не знаю, и Вы задаете себе холодный вопрос, зачем я все это пишу и не придумал ли я все это? Нет, не придумал. Ведь я знаю о Вас очень много. Я видел Ваши глаза, знаю Вашу походку, даже слышал случайно оброненные фразы, значит – знаю голос, улыбку, чуть печальную, но все же улыбку, жест. Знаю музыку Вашего облика, и мне этого достаточно. Не знаю, не спрашиваю себя, почему я Вами живу, потому что во всем, что я ни делаю, я обращаюсь к Вам, делаю для Вас, потому что так получилось и ничего уже с этим не поделаешь. Я отдаю Вам свое сердце и исповедуюсь Вам в своем чувстве. Может быть, Вам вовсе не нужно мое сердце. И тогда оно будет молчать для Вас и ничем себя больше не проявит. Но если Вы захотите этого (сейчас, когда-нибудь, когда угодно), оно повторит эти слова тысячу раз и будет кричать об этом на всех перекрестках. Я возьму Вас на руки и понесу так высоко, как никто Вас понести не сможет (в силу моего очень высокого роста, конечно). Если у меня есть надежда, только надежда, что Вы когда-нибудь захотите этого, подайте мне руку при встрече. И пусть это будет правая рука, в крайнем случае – левая, а не рука жалости.

Сейчас (я не знаю, читали ли Вы мое первое письмо) я пишу ни о чем. То есть о том, чего не было. А не было нашей встречи, нашего разговора, о котором я, стоя на коленях, умолял Вас в письме номер один. И не было Вашего ответного письма. В связи с вышеизложенным, я написал сам себе письмо, представляя, как бы его сделали Вы, «если бы сочли это необходимым (цитирую Ваши слова из нашего разговора, которого не было)».