Марину не удивило и не покоробило это обращение (странное обращение, Машкой ее раньше никто не называл), даже понравилось – Нарик сказал это как-то очень просто, по-свойски, будто они прожили вместе уже много счастливых лет.
– Я договорилась с Георгием Яковлевичем, обсудим мою новую работу. Ты не торопись, отдыхай, сегодня суббота, будь как дома. Это ведь теперь твой дом. Сходи к маме, возьми вещи, хотя бы на первое время. Скажи, что девушка, которой ты носил цветы, ответила тебе взаимностью и теперь ты переезжаешь к ней. Надолго. Можно сказать, навсегда. Да, вот еще что – гранат не ешь. Выбери зернышки и наклей на пластиковое основание. Я вернусь, ты подаришь мне новый Гранатовый Браслет. И потом… Надо сохранять традиции – принеси мне, пожалуйста, как ты привык, сегодняшнюю красную розу.
Нарик осторожно откусил рогалик, запил чаем с молоком и внимательно посмотрел на Марину.
– Неплохо выглядишь, Машка, черт побери. Как думаешь, Эля напишет мне письмо?
– Ты хорошо рассмотрел ее отца? Он же волшебник, добрый волшебник. А его дочь – фея. Она коснулась волшебной палочкой… И два уставших человека превратились в принца и принцессу. Они посмотрели друг на друга и тут же влюбились. Как же Эля может не написать? Обязательно напишет. Придет время, и она возьмет нас в свой замок, в Шотландию.
– Как ты думаешь, почему все-таки в кино целуются наперекосяк? – задумчиво спросил Нарик.
Акула
Французы говорят: «Если женщина не права, – попроси у нее прощения»
Я нашел ее, ту, которую так упорно искал.
Голубые джинсы в обтяжку и яркая блузка с расстегнутыми верхними пуговицами вызывающе подчеркивают зрелые формы. Светлые волосы забраны наверх, стянуты узлом, открывают чистые линии лба и овал бледного лица. По меркам отдыхающих – местная секс-бомба, на нее обращают внимание, за глаза называют «акулой».
Многие специально шли на танцы, чтобы поглазеть именно на нее. «Акула» – на сверхвысоких платформах. Обувь неудобная, танцевать на платформах трудно, пусть так, – но у девушки отменное чувство ритма и двигалась она – просто загляденье. Использовала несколько наработанных приемов, которые усвоила, видимо, на каких-то танцевальных курсах или полупрофессиональных занятиях. В то время мы все танцевали абы как, а она казалась «танцующей». Но самое главное – как она умело демонстрировала свои заманчивые прелести!
Пара средних лет оказалась на площадке недалеко от «акулы». Под любую музыку у них получалась странная смесь русской плясовой и падепатинера, бального танца, имитирующего движения конькобежцев. Оба – массивные, с каменными непроницаемыми лицами, он – со складкой над поясом, она – без талии, прямо от могучих плеч начиналась тяжелая грудь, плавно переходящая в неожиданно стройные и быстрые ножки.
Партнер старательно отводит взгляд от героини танцпола. «Вожделеешь?» – спрашивает его дама, широко разводя руки и постукивая каблучками. «Да нет, она не в моем вкусе! Тощая кривляка, и чего ей все так восхищаются?» – партнер в ответ притоптывает расползающимися ботинками, лихорадочно облизывает пересохшие губы и резко пунцовеет, пытается хоть как-то сохранить лицо благопристойного мужа, скрыть свои несанкционированные и совсем уж несоциалистические порывы.
Девушка из одесской команды круизного теплохода. Чем она там на своей работе занималась? – не знаю, но команда ее опекала. «Акула» всегда находилась в окружении четырех крепких парней недоброго вида. Из своих, так сказать. Они, эти парни, старательно повторяли ее па и преданно смотрели в глаза. С двумя из них она по очереди танцевала в обнимку, они же сопровождали ее при «выходах» в город на стоянках. В перерывах между танцами девушка спускалась вниз в сопровождении одного из двух этих своих ребят, тоже поочередно, – «пошла приласкать», говорили завсегдатаи танцпола. «Ах, злые языки…», – просто они завидовали этим парням из Одессы.
Любила танцевать, и казалась вполне счастливой, если бы… Временами словно тень пробежит по миловидному лицу – глаза становятся пустыми, отсутствующими, губы – безвольными, будто и не ее эти глаза, будто не ее эти губы. Но вот она уже снова смеется, глаза играют и дразнят, полные губы открывают белоснежную улыбку, кажется, что вовсе и не было никакого мимолетного видения.
Мне же, свидетелю этих ее неожиданных преображений, немного не по себе, словно в замочную скважину подглядываю или дверью ошибся и заскочил ненароком в чужую комнату, да нет – просто голова кружится, и дурнота подступает…