Цусимский синдром

В моем понимании корабль в преддверии боя должен жить единым, слаженным, надежно тикающим механизмом! Чтобы в нужную минуту распрямиться всей силой пружин, выдав всю энергию, на которую способен. Здесь же… Мордобой, повсеместная физическая усталость, моральная измотанность от долгого похода… Беспечные строевые офицеры, думающие о портовых девочках. Пьянство матросов, нарушения дисциплины. Никакой подготовки к возможному сражению! И, главное, слепая, ни на чем не основанная уверенность в своих силах. Складывается ощущение, что война для экипажа уже выиграна, дело лишь за малым: торжественно подписать капитуляцию. В Токио, во дворце императора… Если до моего появления именно так считал Рожественский, то… Браво, Зиновий Петрович. Вам отлично удалось передать настроения эскадре. Похоже, что всей, без исключения.

Гребной баркас почти неслышно проходит вдоль борта. Что там, совещание уже закончилось? Прохожу немного по палубе – ан нет. Возле корабля различима огромная масса на воде, катера еще тут. А это кто тогда? Телеграфист Демчинский рыщет? В поисках радиосигналов?

– С «Бедового», прими конец!

Да, да… Совещание командиров миноносцев состоится в десять.

День был не из легких, и глаза начинают слипаться: «Пойду-ка я… В каюту». – Чуть было не подумал: «К себе»… К несчастному Матавкину, которого вынужден пытать своим присутствием! Нет, я не эгоист, конечно… Однако идти «почивать въ лазаретъ» мне совсем не хочется… Я осторожно спускаюсь вниз, в темноте нащупывая ногой ступени. У Матавкина веселее и уютней. Надеюсь, он того же мнения! Преодолев пару коридоров, неслышно открываю знакомую дверь.

Картина маслом: аки ангел какой, на диване дрыхнут Аполлоний Михайлович… А мне куда? Поскольку лежак двуспальный, я лишаю его вариантов: варварски сдвигая Аполлония к стенке, примащиваюсь с краешку. Тот что-то ворчит во сне, однако я почти не слышу. Сон срубает меня, как лесоруб молодое деревце…

– Смирнов!..

Растерянно оглядываюсь вокруг: я в актовом зале, на работе. За столом президиума директор вместе с Рожественским в парадном мундире (удивительно схожи, кстати), рядом секретарша Леночка. Зал набит до отказа: вперемешку с бескозырками вижу знакомые лица: вот ребята из моего отдела: весельчак Егор, рядом циник-философ Макс… По какому поводу собрались?

Рожественский о чем-то перешептывается с директором, и наконец тот поднимается с места:

– Инженер Смирнов, мы тут посовещались с товарищем вице-адмиралом… – Публика затихает, внемля руководителю. – И решили… – Генеральный берет в руки листок, начиная читать: – «За неудовлетворительное исполнение обязанностей попаданца в прошлое… – Он оглядывается на адмирала. Тот что-то шепчет на ухо Леночке, краснеющей и улыбающейся. Директор недовольно продолжает: – Лишить месячной премии и объявить выговор по предприятию!» Зиновий Петрович, поддерживаете?..

Рожественский на секунду оставляет хохочущую секретаршу, согласно кивая.

– Правильно! – Громкий голос из зала. – Так его! – поднимается со второго ряда Дыбенко с винтовкой.

Ты-то откуда здесь?.. На бескозырке блестит золотая надпись «Ща». Зал начинает бешено аплодировать, слышны даже крики «Браво» и почему-то «Фас его!..»

– Но… Я ведь старался?.. – Мой голос тонет в свисте и улюлюканье.

– Старался он!..

– Как же…

– Кому рассказываешь?

– Где однолинейная схема броненосца?!

– Токи в цепи померил?

– Акт приемки электроучета… – Это уже голос самого Рожественского. – На броненосец… Написал?! Длина кабельных линий, исполнительная схема объекта где?.. От какой подстанции подключен броненосец – выяснил? Зачем ты нам тут, в прошлом?

Голоса в зале перебивает далекий звук горна. Внезапно помещение резко накреняется:

– Боевая тревога!!! – не своим голосом ревет Рожественский, вскакивая со стула. – По местам! – выпучив глаза, орет он.

Народ испуганно вскакивает со стульев, пытаясь пробиться к выходу. Лишь бескозырки остаются на местах, ими уверенно командует Дыбенко:

– Прекратить собрание! – вопит он. – Караул устал!

Ко мне подбегает запыхавшаяся Леночка, начиная немилосердно трясти:

– Вячеслав Викторович, просыпайтесь! Боевая тревога!.. Вячеслав…

Открываю глаза. Надо мной склонился Матавкин:

– Поднимайтесь, я убегаю в лазарет. По боевому расписанию обязан быть там! – дверь за ним захлопывается.

Какая, к чертям, тревога? Японцы?!.

Грохот под полом явственно говорит, что корабль давно на ходу. И на немаленьком, судя по звукам. Ощущение, что машину вот-вот разорвет. Грхумм, грхумм… Ее металлический лязг проникает в самые глубины мозга. Громкий топот сверху, из иллюминатора слышны крики. Хватая китель, я выскакиваю в коридор, застегиваясь по дороге, и меня чуть не сшибает с ног матрос с тележкой:

– Поберегитесь!..

Я едва успеваю отскочить к стене. Пока тот проносится мимо, успеваю заметить в тележке снаряды. Небольшого калибра. Остатки сна сдувает как ветром: учения со стрельбами? Так быстро?

– На правую батарею кати!.. – орет издали кто-то. Добавляя пару вводных на морском диалекте. Наверняка это боцман.