Цицерон. Между Сциллой и Харибдой

Но отец всё-таки воздвиг дочери памятник – нерукотворный, посвятив великие произведения её памяти, а также республике, уходящей у него на глазах в прошлое.

* * *

Всё же Помпоний Аттик сумел пробудить у старого друга интерес к жизни. В каждом письме он вставлял эпизоды борьбы Цезаря и сыновей Помпея в Испании, рассказывал об отвратительных спекуляциях с имуществом изгнанников со стороны Марка Антония, которому Цезарь отдал в управление Италию. Сообщал о жизни римского общества в условиях победившей диктатуры оптиматов, выражавших интересы аристократов.

На первых порах Марк неизменно отвечал, что его «не волнует Антоний и не интересует ничто, что от него исходит… Что он совсем не встревожен известием и уже не будет встревожен никакими другими». В следующих письмах Аттик изменил тон, стал играть на тщеславии друга. Написал, будто «в Риме его осуждают, поскольку не подобает мужчине думать только о своём личном горе и забывать о государстве». Призвал вернуться к привычному для него образу жизни.

Благодаря усилиям Помпония Аттика Цицерон постепенно возвращался к своим неотложным делам. Нужно было срочно заняться сыном Марком, который учился в Афинах! Отец хотел сделать из дочери философа и оратора – не получилось. Хотел того же от сына, а он пожелал стать профессиональным военным, грезил о полководческих лаврах. Ему быстро надоели школьные учителя, не привлекали знания, наука и риторика, хотя этому отец мечтал его больше всего научить. И когда началась война между Помпеем и Цезарем и Марк Младший засобирался в лагерь к последнему, отец против желания сына отправил его в Афины – учиться мудрости греков. Отец решил, что Марк ни в чём не будет нуждаться: назначил приличное денежное содержание, сто тысяч сестерциев на год, отдал двух домашних рабов в услужении и оплатил хорошее жильё. И чтобы юноша не скучал, вместе с ним отправил в Грецию племянника, сына брата Квинта.

Увы, как сообщал раб, обученный письму, Марк Младший, попав в плохую компанию таких же молодых римлян, частенько отвлекался от учёбы. Виноватым оказался его греческий учитель, который смекнул, что лучше будет, если потакать порокам, чем тратить силы на учёбу. Сын Цицерона полюбил вино вместо учения Платона и Аристотеля, «пил на спор и перепивал многих». Разочарованный отец прогнал учителя, а от сына затребовал раскаяния и обещание не повторять подобных безобразий.

А ещё Марку Цицерону пришлось подумать о состоянии личного имущества, брошенного на произвол судьбы – в руки своей деловой супруги. Марк давно подозревал – а Помпоний Аттик подтвердил, – Теренция после смерти дочери «определилась, и всю активность направила на изъятие собственной доли из семейного имущества»…

Аттик предупреждал Марка, что дальнейшее уклонение от разрешения проблемы позволяет Теренции грабить оставленного ею мужа. «Она отберёт у тебя последнее. Надо же защитить себя, в конце концов», – взывал друг к Марку.

Ответ последовал такой: «…Ради всех богов, Аттик, не мучай меня. Пусть берёт всё, что хочет. Не спорьте с ней, а меня оставьте в покое».

Брак по расчёту

Отношения Цицерона с Теренцией ухудшились не сразу. Раньше он старался быть уступчивым, внимательным к её прихотям; когда находился в изгнании, находил нежные слова: «…Будь уверена, что у меня нет ничего тебя дороже… О жизнь моя! Я желал бы ещё раз увидеть тебя и умереть в твоих объятиях…»

За тридцать лет супружества они оба ничем не выдавали перемены в отношениях. Хотя Марк замечал безразличие Теренции к воспитанию сына и дочери, и это его сильно раздражало. Но разводиться не осмеливался: «не хотел радовать недругов, к тому же отнимать у детей мать или отца было бы ужасной жестокостью…»

С годами копилось охлаждение. Вначале проявлялось безразличие к делам друг друга, общесемейным заботам и проблемам. К тому же Марк не простил влияния Теренции на дочь со всеми женитьбами и разводами. Получалось, мать выбирала ей мужей, и всё время неудачно. Имя Теренции почти исчезло из писем Марка к Аттику, кому раньше сообщал о своих чувствах к жене и детям… А когда Теренция написала ему в Брундизий о желании навестить его, он грубо оборвал её: «Если ты приедешь, я не вижу, в чём ты можешь быть полезной…»

Поведение Теренции в отношении к нему насторожило Марка после возвращения из Киликии. Его ужаснуло финансовое состояние личного имущества, переданного в управление Филотему, вольноотпущеннику Теренции. Выяснилось, что он не столько занимался работой на хозяина, сколько извлечением дохода в свою пользу. Даже поверхностная проверка счетов возмутила Марка. Он, заметив немало жульнических приёмов в записях доходов и расходов, вознегодовал:

– Ты изумительный вор, Филотем! – И пообещал через суд взыскать с него убыток. Теренция не поддержала мужа, наоборот, защищала своего «ставленника», давая повод думать, что действуют они в сговоре.