Читаем Цицерон. Между Сциллой и Харибдой полностью

Всё омрачало Марка в этой вынужденной поездке по Италии. Когда овладевали слишком тревожные мысли, омочив палец в слюне, он слегка потирал им за ухом – приходило облегчение… От головной боли, которая в последнее время так сильно мучила Марка, что однажды в зеркале он усмотрел, что появилась седина и волосы стали редеть. По совету лекаря, во время приступа он поливал голову вином, настоянным на хамелеоне. Приходило облегчение, после чего мир вокруг не казался столь мрачным и недоброжелательным. В такие моменты Марк с благодарностью вспоминал беседы с Аполлонием с Родоса – как старик помогал справляться с трудностями, но уже из прошлого…

…Зима приносит стужу – приходится мёрзнуть. Лето возвращает тепло – приходится страдать от жары. Неустойчивость погоды грозит здоровью – приходится хворать. Где-нибудь встретится дикий зверь, где-нибудь – человек, который опаснее свирепого зверя. Одно отнимет вода, другое – огонь. Изменить такой порядок вещей мы не в силах, но в силах обрести величие духа, достойное мужа, добро, и стойко переносить любые превратности судьбы, не споря с природой.

А природа изменениями своими вносит порядок во всё, что ты видишь: за ненастьем следует вёдро, после затишья на море встают волны, дуют и прекращаются ветра, ночь сменяется днём, одна часть неба «поднимается», другая «опускается» – всё вследствие того, что природа состоит из противоположностей. К этому закону следует лишь приспособить наш дух, заставить ему повиноваться; что бы ни случилось, иначе быть не могло… Вот почему никому и никогда не следует бранить природу…

Вспоминая слова родосского мудреца, Марк невольно пропускал их через себя, осмысливая, и уже не роптал, воспринимал то, чего не мог изменить…

* * *

Жители узнавали Цицерона, многие радовались и печалились, в ночлеге не отказывали, как и в фураже и продовольствии для него и свиты. Были и такие, кто следовал жестоким указаниям трибуна Клодия.

Регий показался Цицерону невзрачным городом, в основном его населяли потомки переселенцев с материковой Греции. Не желая здесь задерживаться, Марк поручил Тирону разыскать владельца корабля, на днях направлявшегося на Сицилию.

Неожиданно объявился давний римский друг Марка и предложил ночлег в своём доме, откуда открывался великолепный вид на море ласкового лазурного цвета. Это был узкий пролив, где встречались воды двух морей – Ионического и Тирренского, что было заметно по разным оттенкам вод каждого. Заметив, с каким интересом Марк разглядывает дальний берег, хозяин произнёс со значением:

– Ты видишь знаменитое место, воспетое Гомером. Именно здесь проплывал Одиссей с товарищами.

Он показал вдаль на противоположный сицилийский берег.

– Вот где пряталась чудовищная Харибда, а на нашем берегу – не менее ужасная Сцилла.

На следующий день Марк не удержался от соблазна посетить «коварную Сциллу». Пролив выглядел слишком мирным, чтобы поверить Гомеру; вместо ужасных водоворотов наблюдал едва заметное течение. Случайный рыбак пояснил, что из-за подводных течений в проливе довольно часто появляются смертельно опасные водовороты, но сейчас не то время года.

Восседая на тёплом живительном камне и «считая» морские волны, Марк с удовольствием провёл почти полдня. Вернулся, наскоро разделил трапезу с другом и прилёг отдохнуть в отведённой ему спальне. Заснул и словно провалился в бездну…

Проснулся от стука в дверь – слуга сообщал, что хозяин приглашает на ужин. За столом Марк признался, что заснул и видел сон:

– Я бродил по незнакомой и безлюдной местности. Неожиданно передо мной появился человек. Он сказал мне, что он консул Гай Марий. И действительно, рядом с ним появились ликторы с фасциями, перевитыми лаврами. Марий спросил, в чём моя печаль. Я ответил, и он успокоил: «Из Рима, от моего памятника придёт к тебе спасение».

– Вот и замечательно, Марк! – обрадовался друг. – Сон твой пророческий, какие бывают у царей и героев. Памятник Марию поможет тебе вернуться в Рим.

Марк с досадой отмахнулся.

– Зря этот сон, ты же знаешь! В Риме нет ни одной статуи полководцу Марию. Он был врагом Суллы, а значит, римского народа!

Друг не сдавался:

– Подумай, должно быть, в Риме установлен памятник Марию?

Цицерон вспомнил: Марий построил храм чести и доблести в ознаменование победы над царём Югуртой.

Сновидение вселило в Марка надежду, что всё образумится. Но ненадолго. Тирон вернулся без хороших вестей: после захвата римлянами Регия гавань потеряла главное торговое значение, так что корабли в эту пору – здесь большая редкость, лишь проходящие, случайные.

Вслед за этой пришла ещё одна дурная новость. Явился комендант римского гарнизона с письмом от сицилийского наместника с запретом Цицерону «высаживаться на берег в пределах его власти». За ослушание – смерть.

Переживая сильнейшее унижение, изгнанник направился в обратном направлении, на север. Из Брундизия собирался перебраться на корабле в гавань Диррахия уже на греческой земле.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза