Избрание преторов протекало не столь драматично, но тоже довольно сложно. Катон завершил свою миссию на Кипре и в ноябре вернулся в Рим. Он получил триумф, хотя свергнутый им с престола царь Кипра, брат Птолемея Авлета, не оказал никакого сопротивления и, услышав о приближении римлян, покончил с собой. Дело было не в военных победах — Катон привез с Кипра огромную добычу, состоявшую в основном из личного имущества царя. На свою беду, он не сумел представить точный отчет — все документы и приходные книги погибли вместе с копиями в дважды обрушившихся на Катона несчастьях — в кораблекрушении и в пожаре. Клодий воспользовался случаем, чтобы скомпрометировать Катона. Катон тем не менее выдвинул свою кандидатуру на преторских выборах, но поддержки не получил и вынужден был уступить место другому кандидату, Ватинию, хотя Цицерон и произнес в сенате речь против последнего. Речь не сохранилась и, по всей вероятности, не была опубликована. Ватиния поддерживал Помпей, и, едва прошли преторские выборы, триумвир решил помирить Цицерона с новоизбранным претором. Это ему удалось, и на следующий год Цицерон выступил с защитой человека, которого всего лишь годом раньше осыпал упреками и бранью. Ватиний прошел в преторы благодаря ловкому маневру Помпея: увидев, что первая центурия проголосовала за Катона, Помпей, в качестве консула руководивший выборами, объявил, что слышит раскаты грома, прекратил опрос центурий и отложил выборы. Выигранные несколько дней он использовал так: раздал избирателям еще больше денег, собрал в Рим мошенников, готовых за плату на все, и в результате добился избрания Ватиния; то народное собрание навсегда осталось в памяти римлян как непререкаемое свидетельство разложения республики в последние ее годы.
Но что же делал тем временем наш герой? В двух источниках, у Плутарха и у Диона Кассия, упоминается эпизод, дата которого не указана, но, по всей вероятности, он имел место после возвращения Катона с Кипра. Цицерон, воспользовавшись отсутствием Клодия, явился на Капитолий и похитил бронзовые доски, на которых его недруг нанес отчет о своих действиях в качестве народного трибуна. Цицерон считал трибунат Клодия незаконным, а следовательно, и надписи, к нему относящиеся, не должны оставаться на Капитолии. Он унес их и, как передавали, разбил. Поступок оратора, по-видимому, стал предметом обсуждения в сенате. В ответ на упреки Клодия Цицерон старался оправдать свои действия, говоря, что переход Клодия в плебеи был проведен с нарушением законов и обрядов, значит, и все действия его впоследствии следует признать неправомочными и как бы не имевшими места. Слова оратора вызвали неудовольствие Катона: миссия его на Кипре тоже входила в число мер, осуществленных Клодием, и если трибунат Клодия ставится под сомнение, то покорение острова и обращение его в провинцию превращается в разбойное нападение, противное законам богов и людей. Катон считался величайшим законником своего времени, и в его устах подобное возражение никого не удивило. Спор, естественно, остался чисто теоретическим, никакие реальные выводы из него сделаны не были, но, как утверждают оба упомянутых автора, отношения Цицерона с Катоном с того времени ухудшились. Внешне, однако, они сохраняли прежнее согласие, и в письме Лентулу 54 года, выше уже цитированном, Цицерон утверждал, что выступил против Ватиния, желая «почтить и защитить Катона».
Цицерон попал в сложное положение. Катон, а также Домиций Агенобарб и оба консула предшествующего года, Марций Филипп и Марцеллин, были враждебны триумвирам, у Цицерона же руки оказались связаны. В какой-то мере, правда, удавалось делать вид, будто действия его и решения вполне самостоятельны. В эти месяцы он защищает в суде друзей Помпея Луция Каниния Галла и Тита Ампия Бальба (в последнем случае в качестве второго защитника выступал сам Помпей). Затем он открыто и яростно напал на Пизона, своего личного врага, который в качестве консула допустил голосование по Клодиевым законам.