Обвинение Бальба представляло собой, по-видимому, скрытый маневр, направленный против триумвирата. Несколькими месяцами раньше Цицерон, может быть, присоединился бы к нему. Теперь такой возможности у него не было, и наш герой защищал Бальба с тем большим рвением, что тот оказывал ему услуги во время изгнания и, можно сказать, вошел в число его друзей. Бальба оправдали. В заключении к речи Цицерон объясняет свою позицию с помощью уже знакомых нам доказательств: вместе с философами и такими историками, как Полибий, он видит в гражданских смутах самую большую опасность для государства. Он утверждает, что политические столкновения хотя и вполне законны, но «имеют разумный смысл лишь до тех пор, пока приносят государству пользу или хотя бы не приносят ему вреда». Мы уже не раз убеждались, что Цицерон не просто прибегает к риторическому ходу, призванному оправдать подчиненное положение, в котором он оказался. Оратор признает свое поражение, но старается сделать из него выводы, согласные с его политической философией. Воинские подвиги Цезаря придают новый блеск римскому имени; было бы нелепо, полагает Цицерон, осуждать одного из самых славных граждан Вечного Города по личным и, в сущности, ничтожным поводам.
Так мыслил Цицерон летом 56 года. На вилле в Анции, разграбленной два года назад и наспех приведенной в порядок, он все больше времени проводит в библиотеке, окруженный отпущенниками-писцами, присланными Аттиком. И все настойчивее ищет путей создания новой политической теории, основанной не только на философских учениях, но прежде всего на собственном опыте.
Глава XII
ВРЕМЯ РАЗДУМИЙ, НА СЛУЖБЕ У ТРИУМВИРОВ
В начале июля Цицерон возвращается из Анция в Рим. Приближалось традиционное время выборов. Милон выставил свою кандидатуру в преторы, и Цицерон хотел поддержать ее. Так что приехать в город надо было непременно. Политическая ситуация сложилась трудная. На форуме и на Марсовом поле Милон сумел взять верх над Клодием, но лишь с помощью угроз и насилия; в преддверии преторских и консульских выборов борьба соперничающих клик шла бурно. Помпей и Красс заранее договорились с Цезарем, что станут консулами на 55 год, но далеко не все были согласны с такой комбинацией. В частности, консул текущего года Марцеллин обратился к народу с призывом отстоять свободу, и народ восторженно встретил его речь. По успех Марцеллина оказался недолговечным. Когда он попытался провести выборы в сроки, освященные традицией, в июле, один из народных трибунов, друг Клодия Гай Катон (нам уже знакомый), наложил свое вето. Сенаторы решили игнорировать вето трибуна, но толпы возбужденного народа собрались вокруг курии, осыпая сенаторов угрозами; так шло и на протяжении последующих месяцев: всякий раз, когда сенат пытался назначить день комиций, что-либо мешало их провести. В конце концов сенаторы облачились в траур и перестали проводить заседания. Год кончился, а ни консулы, пи преторы на 55 год все еще не были избраны. Пришлось назначить интеррексов — чрезвычайных магистратов, чья единственная функция состояла в проведении комиций. Интеррексы пребывали в должности не долее пяти дней. Второй из них сумел назначить комиции и провел выборы 5 января. Помпей и Красс оказались избранными главным образом благодаря многочисленным солдатам армии Цезаря, которым тот как бы случайно дал именно на этот день отпуск, и они прибыли в Рим под водительством легата Цезаря Публия Лициния Красса, сына триумвира. Заклятый враг Цезаря Луций Домиций Агенобарб продолжал упорно отстаивать свою кандидатуру; однажды перед рассветом, когда Агенобарб шел на форум, какие-то люди напали на него и убили раба, несшего факел. Агенобарб снял свою кандидатуру. В такой обстановке состоялись выборы консулов на 55 год.