оплошность, волк тут же дёрнул головой вниз, уйдя в топь целиком. Еще пару минут в
потревоженной луже грязи надувались и лопались большие пузыри, потом всё стихло.
Болото приняло еще одну жертву. Удачная у него выдалась неделя, у болота.
Повинуясь самому себе непонятному порыву, я вдруг выдернул меч и поднял его
острием вверх, салютуя поверженному противнику.
- Ты чего!? – голос Варта был полон удивления.
Я сунул меч обратно в ножны, пожал плечами.
- А помнишь, как Чёрный тонул? Он ведь тоже не кричал, не звал на помощь. Молчал. И –
я видел – когда он понял, что выбраться ему волки не дадут, он тоже дергаться сильнее
начал, чтобы поскорей утонуть и лишить нас необходимости рисковать для его спасения, -
я вздохнул, - понимаешь, мы, что с волками, что с вергами, конечно, враги. Но мы друг
друга достойны.
Я повернулся к Варту и мягко улыбнулся в его непонимающие глаза.
- И это здорово. Знал бы ты, как противно иногда дело с вольпами оборачивалось. До сих
пор бывает, вспомнишь – и желудок от злости в комок скручивается.
* * *
Домой ехали молча. Не торопились, лошадей не гнали, дремали в седле по очереди.
На станцию – лошадей менять - заезжать не стали. Неметские кони хоть ни статью, ни
скоростью не отличаются, зато они выносливые и рысь у них очень мягкая. Самое то для
неспешного пути домой. Так и ехали – неспешно. И молчали. За четверо суток езды ладно
если десятком слов обменялись – не о чём говорить. Всё и так понятно. Только когда над
обступившими дорогу домиками показались ворота Бурдигала, Варт вдруг притормозил
коня. Повернулся ко мне.
- Я, пожалуй, задержусь. Ты как, не хочешь?
И кивнул в сторону с намёком. Я усмехнулся. Нормальное дело. Когда выбираешься
живым и здоровым из опасной заварушки, организм завсегда любви требует. Даже не
любви, а просто – женского тела. Это инстинкт так работает: чем опаснее жизнь, тем
активнее нужно размножаться. Просто вопрос выживания. Со временем к этому
привыкаешь, но поначалу после каждой чистки в лупанарий тянет, как на аркане. В
принципе, я и сейчас не против, но не в первый же попавшийся вертеп.
- Потрепи еще час, - сказал я, качнув головой, - здесь только старухи, да неумехи. Если
денег не хватает, так я тебе одолжу.
Лупанарии, что в городе, налог в казну платят, и немалый. Поэтому там
удовольствие, конечно, подороже стоит. Зато и товар качественный. А тех проституток,
которые дохода мало приносят, за стену отправляют. И ехать за город имеет смысл только
если денег мало, а невтерпёж. Или же когда чего-нибудь необычного хочется. Мальчиков,
животных и вольп в городских лупанариях держать нельзя.
- Не, - Варт осклабился, - я не женщину, я вольпу хочу. Зря кривишься. Ты смотри на это
так, будто в её лице всех бестий имеешь. Заводит, знаешь ли. Может, присоединишься?
Отомстим за людской род?
Варт подмигнул. Я засмеялся, головой качая.
- Нет. Не тянет. Ты уж как-нибудь и за меня отомсти, ладно?
- Как хочешь, - Варт пожал плечами и свернул в сторону – к двухэтажному зданию без
окон, но со стенами, сплошь расписанными фривольными сценками. Хороший, кстати,
художник им стены расписывал. Зря я Варта в скаредничестве заподозрил – лупанарий не
из дешевых, явно. Просто удовольствия он предлагает, судя по картинкам, сплошь
нестандартные. И художника они наняли не с улицы – да что там – просто мастера:
вольпы – как живые получились. Я скрипнул зубами, отвёл взгляд и подстегнул коня.
Я вовсе не ханжа. Среди егерей таковых и не водится. Я просто опасаюсь, что
начну этих вольп всерьез душить и до смерти избивать. Придётся штраф платить, а
хорошая бордельная вольпа за тысячу драхм стоит – как целая ездовая упряжка. Откуда у
бедного егеря такие деньги? Век егеря короток и ярок, как росчерк падающей звезды,
поэтому драхмы в наших кошельках не задерживаются. К чему тебе богатство, если
каждый твой следующий день может оказаться последним?
Стражники у ворот встрепенулись при моём приближении, но заметили жетон у
меня на груди и обмякли разочарованно. Егерям – пешим, конным, в карете, в паланкине –
в города вход бесплатный, без очереди и досмотра. Проигравшиеся до последних штанов
егеря порой этим пользуются – выходишь за ворота, выбираешь карету понарядней и в ней
назад в город возвращаешься. За определённую сумму, разумеется.
Проехал полупустой по причине позднего времени рынок, за термами завернул
налево. До Смутного века здесь располагалось чье-то большое поместье. Теперь от него
остались только развалины в углу сада, да сам сад – с давно одичавшими яблонями,
выщербленными статуями у заросших дорожек и расползшимися по земле виноградными
лозами. А еще последние двести лет тут стоят лагерем егеря. Сидевший у въезда
дежурный проводил меня ленивым взглядом из-под приспущенных век, только едва