— Значит, вы противник советской власти? Идейный борец? — Шелестов присел на крышку стола и сложил руки на груди.
— Нет, — помедлив, ответил Русаков. — Никогда даже не думал об этом, а тут… вроде как перед фактом поставили. Поверил им. Думал, раз и правда нас победят через месяц или два, так лучше начать приспосабливаться. Не кривлю душой, как есть все рассказываю. Как на душе было, так и говорю.
— Сколько человек в вашей группе, лично ваше положение в ней?
— Точно не знаю сколько. Но так мне показалось, что человек десять точно есть. Положение? Да нет никакого положения. Иду, куда пошлют, делаю, что прикажут. Ослушаться — значит получить пулю в лоб. У нас одного шлепнули. Попытался ерепениться. И остальным сказали, что выхода у нас нет. Либо беспрекословно выполнять приказы, либо пуля от них, либо… от вас, стало быть.
— Задача группы?
— Рвануть нефтеперерабатывающий завод. Тот самый, на котором отец этих детей работает. Его надо было заставить показать, где надежнее всего взрывчатку заложить, чтобы урон посерьезнее нанести. Ну и сколько взрывчатки, значит, закладывать.
— Где взрывчатка?
— Нет ее еще. Точнее, она есть, но где-то в одном месте заготовлена, еще с прошлой войны там сложена в большом количестве. Придет группа из-за границы. Люди из нее и будут руководить операцией. Вроде как они знают место, где взрывчатка спрятана.
— Когда придет группа из-за границы?
— Не знаю, гражданин начальник, Христом Богом клянусь, не знаю. Но думаю, что скоро уже, раз нам приказали активизироваться с инженером Гореловым.
— С другими группами связь есть?
— Не знаю, это только старший наш знает, Хромой его зовут. Нас держат только для выполнения задания.
— Что вы слышали о группе, заброшенной к нам на парашютах?
— На парашютах? — Русаков удивленно посмотрел на Шелестова. — Не слыхал про таких.
— Где ваша группа базируется, где искать Хромого?
— Квартира в городе есть, мы там часто ночуем. А вообще в лесу место есть одно. Что-то у охотников в прежнее время там было, типа летника какого-то охотничьего или еще чего. Домишки летние, навесы, сушили там травы, шкуры выделывали все лето. Все погнило за многие годы, один только каменный дом остался. Вот в нем у нас начальство в основном и базируется.
Сосновский сидел у костра, зажав рукой щеку, и мерно покачивался из стороны в сторону. Он покурил, стараясь дымом согреть больной зуб. Есть такая мистическая вера, что боль от курения уменьшается. Японцы поглядывали на него, кто-то усмехался. Один остряк даже показал конец бечевки, которую предлагал знаками привязать к больному зубу, а потом дернуть. Михаил только морщился и снова сидел один на один со своей болью.
Настя неторопливо прошла по лагерю, подсела к нему и, толкнув под локоть, протянула фляжку со спиртом.
— Очень правдоподобно, — еле шевеля губами, проговорила она. — Я даже поверила. Возьми, сделай вид, что полощешь больной зуб. Полощи, но не сплевывай. Русские не могут так обращаться с водкой. Глотай и слушай. Мне кажется, мы движемся к Приморью. Я мельком успела глянуть на карту и на наш маршрут. Что там стратегически ценное имеется? Военно-морская база во Владивостоке?
— Кто их туда пустит? — проворчал Михаил, морщась, но глотая водку. — Откуда вышел, туда и вернулся. На Артемовскую ГРЭС они нацелились. Это энергетическая система края, это питание и военной базы, и предприятий и, что немаловажно, Артемовского угольного месторождения.
— Плохо, — покачала Настя головой. — О нас никто не знает, нас никто не ищет, а у Икэды назначена встреча с кем-то, кто приведет нас к одному секретному месту. Там большой склад взрывчатки в тайге. Вот такие дела, Мишенька.
— Как ты меня назвала? — Сосновский потряс в воздухе возле уха фляжкой, пытаясь определить, сколько внутри осталось водки.
— Если ты думаешь, что мое отношение к тебе помешает выполнению долга или моей работе, то ты ошибаешься. Это разные вещи, но не взаимоисключающие.
— Это самое деловое и серьезное, я бы сказал, высокопрофессиональное признание, которое я когда-либо слышал в жизни, — сказал Михаил и картинно снова положил голову на свою руку. — А пессимизм твой неуместен, милая. О нас уже знают и нас ищут. И я не думаю, что твоему полковнику позволят приблизиться хоть к одному стратегически важному объекту. Ты думаешь, откуда я тут взялся? Экскурсия твоего японского друга имеет выход на большую политику, а у нас в конторе за ней ой как следят. И денно и нощно!
— «Милая», — с усмешкой Настя повторила слова Сосновского. — Не знаю, сколько нам с тобой жить осталось. Икэда мне верит, очень верит. Но и от меня он, может быть, захочет избавиться, как от лишнего свидетеля.
— Очень я сомневаюсь. Тем более если он ждет больших событий здесь, то ты ему очень нужна. А вот я вряд ли.
— Я тебя ему не отдам, — мрачно заявила Настя.