Голова Марисоль яростно затряслась, но Люси увидела, как ее челюсти сжались, дрожь ослабла и уменьшилась до легкого трепета и девочка посмотрела прямо в фонарик Стива. Один глаз Марисоль все еще излучал неестественный ярко-синий оттенок, который, казалось, просочился за пределы радужной оболочки, а другой остался карим, хоть и налился кровью.
– Это как? – спросил Иуда. – Ей лучше?
– Тише, пожалуйста. – Голос Стива звучал взволнованно и раздраженно. – Мне нужно с ней поговорить.
Люси почувствовала, как в комнату вошел Брюэр и подошел к ней справа.
– Где ты был? – прошептала Люси.
– Я, э-э-э… Накрывал Бакета шалью. Подумал, так будет правильней.
На мгновение Люси поразилась, откуда в нем столько порядочности и доброты, и почувствовала себя чуточку менее одинокой. Но потом она представила маленькое неподвижное тело Бакета под шалью и вздрогнула.
Стив положил руку на колено Марисоль и сказал:
– Извини, что приходится вот так. Нельзя, чтобы ты потеряла контроль. Мы сильно рискуем, если они тебя увидят. Ты слышишь их сейчас?
Девочка на вид казалась чуть младше Люси, но голос у нее был как у девяностолетней старухи – тонкий, надтреснутый и дрожащий от неконтролируемых движений.
– Я не подключена, но чувствую, как меня манит. Зудит внутри черепа. Хочет вернуться. Мне это нужно, чтобы все прекратилось. Пожалуйста. Могу я… Могу я впустить его?
– Мне очень жаль, Марисоль, но нет. Я знаю, это больно. Но, если подключишься, они втянут тебя в порочный круг. Ты захочешь причинить нам боль. Они придут, чтобы помочь тебе причинить нам боль, а мы этого не можем допустить. Если это случится, я не смогу тебе помочь.
– Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста. Мне больно.
– Нет. – Он сделал паузу. – Ты помнишь, что сделала с доктором Спенсер?
– Да. – На секунду ее лицо исказилось болью, потом стало унылым, потом сердитым, потом Марисоль зажмурилась: – Мне жаль. Мне так жаль. Я ничего не могла поделать. Больше никогда не хочу делать ничего подобного. Я буду стараться.
– Я знаю. Знаю. Ты не виновата. Ты должна это знать. Я тебя не виню. Но нельзя, чтобы это повторилось.
– Может, тогда хотя бы нажмешь?
Люси вспомнила, как впервые увидела Марисоль за несколько секунд до аварии – она сгорбилась и судорожно ощупывала заднюю часть опухшей шеи скользкими блестящими пальцами. На секунду она решила, что девочка виновата в смерти Бакета, но потом снова посмотрела на нее и поняла, что Брюэр сказал Иуде правду: она как бешеная собака, сорвавшаяся с цепи.
– Не думаю, что стоит это делать, Марисоль.
Стив продолжил:
– Если продолжишь давить, то убьешь его. Тогда мы не сможем его удалить, а твое тело решит, что устройство – это инфекция и начнет атаковать себя. У тебя распухнет мозг и…
– И я умру. Прекрасно. Позволь мне умереть. Я заслужила смерть.
– Нет, не заслужила. Никто не заслуживает того, что с вами случилось. Это наша вина. Я… Марисоль, это моя вина. Вина врачей. Инженеров. Программистов. Всех. Нам следовало предвидеть такой исход. Но теперь все мертвы, и я не знаю, что делать. Если ничего не исправлю, все станет только хуже. Я хочу, чтобы ты помогла все остановить.
Люси никогда не слышала, чтобы в голосе взрослого сквозило столько вины и отчаяния. Теперь она понимала, почему он так носился по магазину, почему казался напряженным, почему спас их из пикапа и почему он пытался спасти всех.
Такого волнения и гнева по отношению к взрослому она не испытывала с тех пор, как умерли ее биологические родители.
Марисоль спросила:
– Ты можешь его вытащить? Мне так плохо. Что-то движется внутри меня.
– Он отступает. Мы вкололи тебе немного инсулина, чтобы оборвать вашу связь, и какое-то время тебе еще будет плохо. Если он решит, что ты умираешь, то есть шанс, что он пойдет искать другое тело. Было бы у меня зеркало, я бы тебе показал. Один глаз у тебя уже прояснился.
– Правый. Больше не вижу синего и красного. И изображения пропали.
– Отлично. Здорово!
– Но я больше не могу смотреть на этот ужас.
– Ужас?
– Ну, на то, что случилось. – Затем она тихо добавила: – С доктором Спенсер. Не стоит говорить, конечно, но я нашла способ, как снова все увидеть. Надо глаза закрыть. Ненавижу эту сцену, но от нее все успокоилось. А теперь мне так плохо от укола. А, и еще. Не чувствую его в шее. Он будто опускается ниже, набухает. Я очень устала.
Она больше не смогла себя контролировать, и дрожь снова усилилась.
Стив медленно провел руками по лицу и глубоко вздохнул.
Иуда двинулся к девочке и обошел ее, убедившись, что ведро с водой находится по центру полки. Он посмотрел на Стива.