– Да ну? Больше с ними не дружишь?
– Они странными стали после… после инцидента. Сказали, что я слишком много кричал, когда на меня напали. Сказали, я маленькая сучка.
– Кому-то из них глаз выкалывали?
– Нет.
– Так откуда они знают, как ты должен был себя вести?
– Сам не понимаю. Они сказали, что надо было дать Крису отпор. Брумке сказал, что Крис слабак, потому что… потому что ел по талонам. Но они-то не чувствовали его безмерную силу на себе.
Джейк надолго затих, предаваясь воспоминаниям, а затем сказал:
– Можно еще один вопрос?
Тони ответила:
– Конечно.
И Джейк спросил:
– Это правда, что ты сосешь члены на парковке за деньги?
Тони щелкнула языком – Люси услышала в этом мимолетном звуке разочарование, а также невысказанное «вот ведь ублюдок», – а затем сказала:
– Я что, похожа на твою мамку?
– Нет.
– Ты уверен? Потому что ты, похоже, принял меня за шлюху.
Раздался цокот – Тони ушла, а потом Джейк тихо и печально сказал:
– Черт… Мне жаль.
Тони обернулась:
– Жаль, что я ушла? Или жаль, что сказал глупую, неуважительную херню?
– И то и другое, наверное.
– Наверное?
– Просто не называй мою маму шлюхой. Так мой отец делает.
– Серьезно?
– Ага.
– Ну… Это отстой. Сочувствую. Не будь таким, как твой отец, хорошо?
– Ладно… Хорошо.
А потом Люси услышала, как Джейк шмыгнул носом в ответ, и поняла, что он, скорее всего, плачет. К еще большему удивлению, она почувствовала теплое дыхание Брюэра на щеке, когда тот сказал:
– Обалдеть. Может, сотрясение пошло Джейку на пользу.
Люси поняла, что он давно сидит на полу рядом с ней.
Близость Брюэра убаюкала ее, погрузив в легкий сон, и она попыталась продлить спокойствие, но почувствовала его руки на своих плечах, и он сказал: «Ты должна проснуться, Люси. Просыпайся». – И от его слов все тело словно пробило электрическим разрядом.
Она мгновенно вскочила, давление упало, и затылок налился тяжестью, грозясь ее опрокинуть, и она шарила руками по холодному бетонному полу в поисках гаечного ключа, потому что они наступают, надо бороться, надо…
Руки Брюэра заключили ее в объятия, и сначала она вырывалась, но потом ей удалось приоткрыть правый глаз, и на его лице не было ни намека на панику.
А кое-что похуже.
– Бакету плохо, Лу. Они считают, ему осталось недолго.
Брюэр снял с Люси шаль Тони, взял ее под левую руку и помог встать.
Она сразу осознала слова Брюэра, сказала себе, что поверит им лишь тогда, когда лично увидит Бакета. Вместе они сделали несколько осторожных шагов, прошли мимо Джейка, который завернул толстовку с капюшоном под голову и заснул на полу, а затем миновали угол виниловых пластинок с джазом и блюграссом; наконец она увидела смятую фигуру на бежевом диване у магнитофона и поняла, что это правда.
Брюэр сказал:
– Ему больше всего досталось, поэтому мы положили его на диван. Стив думает, что у него внутреннее кровотечение после аварии.
– Авария. Мы отвлеклись. Я попросила его снять футболку. Это был мой план. Он должен был держаться за эту ручку. Может…
– Нет. Чушь собачья. За нами гнались. Это их вина, Люси.
Она посмотрела на Бакета: казалось, он стал совсем маленьким. Худые руки ему сложили на груди, и Люси вспомнила, как птенец врезался в большое эркерное окно в доме Билла и Кэрол и как они похоронили его в коробке из-под обуви на заднем дворе.
Мужчина – вероятно, Стив – стоял нахмурившись у изголовья дивана; его наполовину расстегнутая и заляпанная кровью рубашка измялась, после того как он спас их из пикапа Брюэра.
– У нас нет необходимого оборудования… Мне очень жаль. Давление быстро падает. У него начинается гиповолемический шок, но, возможно, он еще нас слышит. Я решил, ты захочешь с ним…
– Да. – Она кивнула головой, когда голос ее подвел. – Да, хочу.
Люси подошла к краю дивана и осторожно опустилась на колени.
Часть крови ему вытерли бумажными полотенцами, но и без этого было ясно, что его лицо просто разорвало в разные стороны после удара о лобовое стекло. Люси хотела поцеловать его в лоб, но боялась, что если коснется лица, то оно соскользнет с черепа, поэтому вместо этого она положила правую ладонь на его левую и едва сдержалась, чтобы не вскрикнуть – рука была холодной.
Она посмотрела на Бакета, наклонилась к его уху, чтобы он точно ее услышал, и только выдавила «привет», как на глаза навернулись слезы. Еще два дня назад ей было бы неловко стоять вот так перед людьми и некрасиво плакать из-за глубоко личного горя, но, когда она посмотрела на Бакета и поняла, что его жизнь подходит к концу, стыд испарился. Пусть смотрят – этот момент принадлежал ей и Бакету, и больше никому.