Двадцать минут пути по окружной дороге вокруг завода, и автомобиль въехал через производственные ворота на территорию, остановившись у восьмого цеха. Брант сменил охрану на своих людей. Спустя полчаса с начала операции четверо испанцев оказались в бетонном подвале с сухим спертым воздухом. Раньше здесь была слесарка, но все оборудование вывезли, остался только верстак с прикрученными к нему старыми тисками. Троих пленников загнали за решетчатую выгородку, закрыв такую же сваренную из прутьев дверь на навесной замок. Четвертого, на которого показал Брант, поставили на колени рядом с верстаком и, засунув один из его пальцев в тиски, несколько раз провернули вороток настолько, что он не мог его вытащить.
— Сейчас ему будет очень больно, — обратился Брант к стоящим за решеткой. — Если кто-то из вас ответит на все мои вопросы, я не буду этого делать, — он опустил ладонь на тиски.
Пленники молчали.
Садист провернул вороток один раз. Мужчина застонал, и на пол стала капать кровь из лопнувшей кожи. Несколько секунд подождав, Брант сделал второй оборот. Кости треснули, и подвал огласился диким криком боли.
Команда немца вошла во вкус. Вид боли, крови, страданий только подстегивал изуверов, наслаждавшихся своей властью и вседозволенностью. В ход пошли плоскогубцы, молоток и ножницы по металлу, принесенные Генрихом из цеха.
Карл, не принимающий участия в пытках, стал блевать, был высмеян, признан недостойным называться настоящим арийцем и отправлен наверх в цех дожидаться приезда Клауса.
Потерявшего сознание пленника теперь не бросали за решетку, а просто отволакивали тело к стене и принимались за следующего. Испанцам уже не задавали никаких вопросов.
Третий был еще в сознании, когда в подвал спустился коммерческий директор.
— Ну что тут у вас? Есть результаты? — спросил он, нимало не смущаясь видом крови и растерзанных тел.
— Твердые орешки. Молчат, господин директор, — доложил Брант.
— За главного, я вижу, вы еще не принимались.
— Да, оставили его на закуску.
Клаус подошел к решетке, за которой стоял Бакар, вцепившись руками в ее прутья до белизны в пальцах.
— Я тебя отпущу, — понизив голос, проговорил Клаус, — если ты скажешь, где папка, которую вы взяли из сейфа.
Ни слова не говоря, Бакар плюнул ему в лицо.
Директор вынул из кармана платок, стер плевок. В глазах испанца он увидел только ненависть и решимость. Вернув платок на место, из того же кармана он вынул пистолет и выстрелил три раза. Бакар сполз по решетке на пол, а убийца спокойно повернулся к ошеломленным и оглушенным грохотом выстрела палачам.
— Приберите здесь все, — обведя стволом помещение, спокойным тоном изрек главный коммерсант. — И чтобы не только следов, но и звуков… — закончил он, направляя оружие поочередно на каждого из присутствующих. Жест был настолько красноречив, что у каждого из команды от направленного в живот ствола появлялось испуганное выражение на лице. Намек был понят без слов.
К утру трупы испанцев с обезображенными лицами, раздетые догола, были закопаны в лесу далеко за городом.
Экспресс «Прага-Копенгаген» монотонно стучал колесами по стыкам рельсов. Время было зимнее. Пассажиров, стремящихся на побережье Северного моря, было немного. За окном тянулись заснеженные поля и леса, периодически мелькали фермерские фольварки.
В купе, рассчитанном на шесть пассажиров, ехали всего двое. Хатерворд сидел по ходу поезда, Генрих напротив него. Оба, как и остальные члены группы, «являлись» бизнесменами и торопились в столицу Дании, кто по делам, а кто и домой. Каждый имел при себе приличную сумму денег — от тридцати до пятидесяти тысяч фунтов стерлингов, бывшими в употреблении купюрами.
Основная сумма денежных знаков, полученных Бакаром в Брно, была в новеньких хрустящих банковских упаковках, и Хатерворд решил не рисковать, перевозя их через границу. Использовать эти деньги можно будет только тогда, когда они будут твердо уверены, что на их номера и серии потерпевшими не будет объявлен розыск через банковскую европейскую систему. Для этого в Брно был оставлен основательный и неторопливый Дорн, в задачу которого и входило отследить дальнейшие действия испанских эмиссаров.
Хатерворд, глядя в окно, в очередной раз прокручивал в голове все действия своей группы. Он был почти уверен, что сделка по продаже оружия будет сорвана. Директор «Зброевки» не выпустит испанцев из своих рук и не отдаст им оружие. Дело было не только в деньгах, но и в оскорблении и огласке, которые наверняка невозможно было скрыть. Часть суммы от продажи должна была пойти в высокие кабинеты министерства обороны. Признаваться в своей несостоятельности Горак не будет. Сделка не состоялась, покупатели просто исчезли.
— А скажите, сэр, — прервал его размышления Генрих, — вам было не страшно, когда вы проникли на завод?
Хатерворд усмехнулся:
— Нет. Страха не было. Мне было неуютно.
— Это почему? — удивился карманник.