Цена соли

Кэрол с Дейвом завели, казалось, очень интересный разговор, но Терез сидела так, что не особенно могла в нём участвовать. А второй мужчина, тот, что был рядом с Терез, желал говорить о другом – о поездке верхом, которую он только что совершил вокруг Стимбот Спрингс. После ужина Терез ждала от Кэрол знака, чтобы уйти, но Кэрол всё ещё была увлечена беседой. Терез читала о том особенном удовольствии, которое человек испытывает от осознания того, что другие тоже находят его любимого привлекательным. В ней этого попросту не было. Кэрол время от времени смотрела на неё и подмигивала. Так что Терез просидела там полтора часа, и ей удалось оставаться вежливой, потому что она знала, что этого хочет Кэрол.

Люди, подсаживавшиеся к ним в баре и иногда в обеденном зале, раздражали её не так сильно, как миссис Френч, которая чуть ли не каждый день ездила с ними куда-нибудь на машине. Вот тут в ней поднималось гневное возмущение – которого Терез на самом деле стыдилась, – оттого что ей не дают остаться наедине с Кэрол.

– Дорогая, ты никогда не задумывалась о том, что однажды тебе тоже будет семьдесят один год?

– Нет, – ответила Терез.

Но бывали и другие дни – когда они уезжали в горы вдвоём, по первой попавшейся дороге. Однажды они наткнулись на маленький городок – он им понравился, и они остались там ночевать, без пижам и зубных щёток, без прошлого и будущего, и эта ночь стала одним из тех островков во времени, подвешенных где-то в сердце или в памяти, неприкосновенных и абсолютных. «А может быть, это не что иное как счастье, – подумала Терез, – полное счастье, настолько, должно быть, редкое, что его вообще знают лишь единицы». Но если это просто счастье, тогда оно вышло за обычные границы и превратилось в нечто другое, превратилось в некое избыточное давление, так что вес кофейной чашки в руке, скорость перебегающего сад кота там, внизу, беззвучное столкновение двух облаков стали для неё почти непереносимы. И совсем так же, как месяц назад она не могла понять феномена внезапно свалившегося на неё счастья, так и сейчас она не понимала своего нынешнего состояния, которое, похоже, было отголоском того, первого. Оно причиняло боль чаще, чем доставляло удовольствие, и вследствие этого Терез стала опасаться, что в ней есть какой-то серьёзный и только ей присущий изъян. Временами ей становилось так страшно, как будто она ходит со сломанным позвоночником. И если у неё вдруг возникало побуждение рассказать об этом Кэрол, слова растворялись ещё до того, как она успевала что-либо произнести, в страхе и её обычном недоверии к собственным реакциям, в опасении, что никому другому они не свойственны, и потому даже Кэрол не сможет их понять.

По утрам они обычно уезжали куда-нибудь в горы и оставляли машину, чтобы взобраться наверх. Они ездили бесцельно по извивающимся зигзагами дорогам, которые были словно прочерчены белым мелом и соединяли одну вершину горы с другой. Издалека можно было видеть разбросанные по выступающим пикам облака, так что казалось, будто они плывут вместе в пространстве, чуть ближе к небесам, чем к земле. Любимым местом Терез был участок шоссе над Крипл-Криком, где дорога неожиданно прижималась к краю гигантской впадины. Внизу, на расстоянии сотен футов, в беспорядке лежал крохотный заброшенный шахтёрский посёлок. Тут зрение и ум начинали шутить друг с другом шутки, потому что невозможно было удерживать стойкое представление о пропорциях внизу, невозможно было сопоставить их ни в каком человеческом масштабе. Её собственная вытянутая вперёд рука казалась то лилипутской, то необычайно огромной. И посёлок занимал лишь мизерную часть громадной воронки в земле, как единичный опыт, единичное ничем не примечательное событие, развернувшееся на некой неизмеримой территории рассудка. Плавающий в пространстве взгляд возвращался к тому, что было похоже на раздавленный автомобилем спичечный коробок, к рукотворной путанице маленького посёлка.

Всегда Терез высматривала мужчину со складками по сторонам рта, но Кэрол никогда этого не делала. Кэрол никогда даже о нём не заговаривала с того самого второго дня их пребывания в Колорадо-Спрингс, а сейчас уже прошло десять дней. Поскольку ресторан при гостинице был знаменит, каждый вечер в большом обеденном зале появлялись новые люди, и Терез всегда поглядывала по сторонам, не потому что в действительности ожидала его увидеть, а в качестве некой меры предосторожности, превратившейся уже в привычку. Кэрол же не обращала внимания ни на кого, кроме Уолтера, их официанта, который неизменно подходил к их столику спросить, какой коктейль они сегодня желают. На Кэрол, вместе с тем, заглядывались многие, потому что она, как правило, была самой привлекательной женщиной в зале. И Терез пребывала в таком блаженстве рядом с ней, она так гордилась ею, она не смотрела ни на кого, кроме Кэрол. И потом, читая меню, Кэрол медленно наступала ей на ногу под столом, чтобы заставить её улыбнуться.