Цена соли

– Нет, никогда. Отец отправил меня в другую школу, не в нашем городе. Потом, в шестнадцать лет, Абби уехала в Европу, а когда вернулась, меня не было дома. Однажды, примерно в то время, когда я вышла замуж, я встретила её на какой-то вечеринке. Абби совершенно изменилась, она больше не выглядела сорванцом. Потом мы с Харджем жили в другом городе, и я её не видела… много лет на самом деле, долго ещё после рождения Ринди. Иногда она появлялась на конюшне, где мы с Харджем занимались верховой ездой. Несколько раз мы катались верхом все вместе. Потом мы с Абби начали играть в теннис по субботам, когда Хардж обычно играл в гольф. Мы с Абби всегда вместе хорошо проводили время. Я и не вспоминала об её прежнем увлечении мною – мы обе настолько повзрослели, и столько всего успело произойти. У меня была идея открыть магазин, потому что я хотела поменьше видеться с Харджем. Мне казалось, что мы начинаем тяготиться друг другом и это поможет. Вот я и спросила Абби, не хочет ли она со мной партнёрствовать, и мы открыли мебельную лавку. Спустя несколько недель, к своему удивлению, я почувствовала, что меня к ней влечёт, – сказала Кэрол тем же тихим голосом. – Я этого не понимала и побаивалась – помня Абби в прошлом и понимая, что она может испытывать ко мне то же самое, то есть что мы обе, возможно, одинаково чувствуем. Поэтому я старалась скрыть это от неё и, кажется, преуспела. Но в конце концов – вот она, смешная часть, в конце концов – как-то прошлой зимой случилась ночь дома у Абби. Дороги в ту ночь были занесены снегом, и её мать настояла, чтобы мы остались вдвоём в комнате Абби, просто потому, что в комнате, где я ночевала раньше, в тот момент не было постельного белья, а час был очень поздний. Абби сказала, что постелит там, мы обе протестовали, но её мать была непреклонна. – Кэрол слегка улыбнулась и взглянула на Терез, но у Терез было чувство, что Кэрол её даже не видит. – И я осталась с Абби. Ничего бы не произошло, если бы не та ночь, я в этом уверена. Если бы не мать Абби – и в этом вся ирония, потому что она об этом ничего не знает. Но это произошло, и я была, видимо, совсем как ты… счастлива, как ты. – Последние слова как будто сорвались с её языка ненароком, хотя голос при этом оставался ровным и на удивление лишённым каких-либо эмоций.

Терез смотрела на неё во все глаза, не зная, ревность это, или потрясение, или гнев вдруг всё смешали в кучу.

– А после этого? – спросила она.

– После этого я поняла, что влюблена в Абби. Я не знаю, почему нельзя назвать это любовью – оно обладало всеми признаками. Но продлилось всего два месяца, как болезнь, – пришло и ушло.

И другим тоном Кэрол добавила:

– Дорогая, к тебе это не имеет ни малейшего отношения, и теперь всё это позади. Я понимала, что ты хочешь знать, но не видела нужды рассказывать. Настолько это неважно.

– Но если у тебя к ней были такие же чувства…

– Два месяца? – отозвалась она. – Когда у тебя муж и ребёнок, знаешь ли, всё немного иначе.

Иначе, чем у неё, у Терез, – вот что имела в виду Кэрол, потому что у неё нет никаких обязанностей.

– Правда? Можно вот так просто начать и прекратить?

– Когда это обречено, – ответила Кэрол.

Дождь стих, но лишь настолько, что теперь ей стало видно, что это дождь, а не сплошная серебряная пелена.

– Я в это не верю.

– Ты едва ли можешь об этом рассуждать.

– Почему ты так цинична?

– Цинична? Разве?

Терез была недостаточно уверена, чтобы ответить. Что значит любить кого-то, что именно есть любовь и почему она проходит или не проходит? Вот настоящие вопросы, и кто сможет на них ответить?

– Он унимается, – сказала Кэрол. – Что, если нам поехать и найти где-нибудь хорошего бренди? Или это «сухой» штат?

Они доехали до следующего городка и обнаружили безлюдный бар в самой большой гостинице. Бренди оказался восхитительно вкусен, и они заказали ещё два.

– Это французский бренди, – сказала Кэрол. – Когда-нибудь мы поедем во Францию.

Терез вертела в пальцах маленький кубок-бокал. В конце барной стойки тикали часы. Вдалеке загудел паровоз. Кэрол откашлялась. Обычные звуки, но момент при этом был необычный. Ни один момент не был обычным с того утра в Ватерлоо. Терез пристально смотрела на яркий коричневый свет в бокале бренди, и у неё вдруг не осталось сомнений в том, что однажды они с Кэрол поедут во Францию. И тут из сияющего в бокале коричневого солнца возникло лицо Харджа – губы, нос, глаза.

– Хардж знает про Абби, да? – спросила Терез.

– Да. Несколько месяцев назад он что-то у меня спросил о ней, и я рассказала ему всю правду от начала до конца.

– Вот как… – Она подумала о Ричарде, представила, как бы он отреагировал. – Поэтому вы разводитесь?

– Нет. К разводу это не имеет никакого отношения. И в этом тоже есть ирония – в том, что я рассказала Харджу, когда всё уже было кончено. Это было ошибкой – эта попытка честности, когда нам с Харджем больше нечего было спасать. Мы тогда уже говорили о разводе. Пожалуйста, не напоминай мне об ошибках! – Кэрол нахмурилась.

– Ты имеешь в виду… Наверняка у него это вызвало ревность.