Цена соли

Сон продолжал одолевать Терез, когда она шла по гостиничному холлу. Она поднималась в лифте и остро осознавала присутствие Кэрол рядом, словно ей снился сон, в котором Кэрол была главным и единственным действующим лицом. В комнате она переставила свой чемодан с пола на стул, расстегнула замки и оставила его, а сама встала у письменного стола, наблюдая за Кэрол. И словно её чувства находились в состоянии ожидания все последние часы или дни, теперь они хлынули и затопили её, пока она наблюдала, как Кэрол открывает чемодан, достаёт оттуда – первым делом, по своему обыкновению – кожаный футляр с туалетными принадлежностями, бросает его на кровать. Она разглядывала руки Кэрол, прядь волос, выбившуюся из-под повязанного вокруг головы платка, царапину, которая вот уже несколько дней красовалась на носке её мокасина.

– Что ты там стоишь? – спросила Кэрол. – Ложись в постель, соня.

– Кэрол, я тебя люблю.

Кэрол выпрямилась. Терез не сводила с неё напряжённых, сонных глаз. Потом Кэрол закончила вынимать из чемодана пижаму и опустила крышку. Она подошла к Терез и положила руки ей на плечи. Она с силой сжала её плечи, словно беря с неё обещание или, может быть, желая убедиться, что сказанное ею реально. Затем она поцеловала Терез в губы – так, будто они уже тысячу раз до этого целовались.

– Разве ты не знаешь, что я люблю тебя? – сказала Кэрол.

Она пошла с пижамой в ванную и постояла там минуту, глядя на раковину.

– Я выйду, – сказала Кэрол. – Но сейчас же вернусь.

Терез ждала у стола, пока её не было, и время тянулось бесконечно долго, а может быть, и совсем остановилось, до того момента, пока не открылась дверь и Кэрол снова не вошла в комнату. Она поставила на стол бумажный пакет, и Терез поняла, что Кэрол выходила всего лишь за коробкой молока, как она, да и сама Терез, это часто делали по вечерам.

– Можно мне лечь с тобой спать? – спросила Терез.

– Ты кровать видела?

Это была двуспальная кровать. Они сидели в пижамах, пили молоко и ели на двоих один апельсин – Кэрол была такой сонной, что не могла его доесть. Потом Терез поставила коробку с молоком на пол и посмотрела на Кэрол – та уже спала, на животе, с закинутой рукой, так, как она всегда засыпала. Терез выключила свет. И тут Кэрол просунула руку ей под шею, и их тела соприкоснулись во всю длину, сойдясь вместе так точно, словно каким-то образом это было изначально задумано. Счастье было как зелёная лоза, пронизывающая её, вытягивающая тонкие усики-завитки, распускающаяся цветами сквозь её плоть. Ей привиделся мутно-белый цветок, мерцающий, словно в темноте или из-под воды. Почему люди говорят о небесах, удивлённо подумала она.

– Спи, – сказала Кэрол.

Терез надеялась, что не будет. Но когда она почувствовала движущуюся по её плечу руку Кэрол, она поняла, что уснула. Теперь уже светало. Пальцы Кэрол напряглись в её волосах, Кэрол поцеловала её в губы, и наслаждение снова забилось в ней, словно это было всего лишь продолжение того момента накануне ночью, когда Кэрол скользнула рукой ей под шею. «Я тебя люблю», – снова хотела сказать Терез, и тут слова смыло жгучим и пугающим наслаждением, которое волнами расходилось от губ Кэрол по шее Терез, по её плечам, которое внезапно ринулось во всю длину её тела. Её руки крепко обхватили Кэрол, и в сознании её была Кэрол и ничего больше – рука Кэрол, скользнувшая по её рёбрам, волосы Кэрол, слегка коснувшиеся её обнажённой груди; а потом и её собственное тело тоже словно исчезло во всё расширяющихся кругах, которые толчками расходились дальше и дальше, туда, куда и мысль не достигала. В то время как тысяча воспоминаний, мгновений, слов, первое «дорогая», вторая их с Кэрол встреча в магазине, тысяча воспоминаний о лице Кэрол, её голосе, моментах гнева и смеха хвостом кометы вспыхнули у неё в мозгу. И теперь это была бледно-голубая даль и пространство, расширяющееся пространство, в которое она внезапно была выпущена, как длинная стрела. Стрела эта с видимой лёгкостью пересекла невозможно широкую бездну, она как будто выгибалась и выгибалась в пространстве, полностью так и не останавливаясь. И тут Терез поняла, что по-прежнему льнёт к Кэрол, что неистово дрожит, и что стрела – это она сама. Она увидела бледные волосы Кэрол перед самыми своими глазами; голова Кэрол теперь была тесно прижата к её голове. И незачем было спрашивать, правильно ли это, ей не нужно было ни от кого это слышать, потому что не могло быть ничего более правильного или совершенного. Она крепче прижала Кэрол к себе и почувствовала её губы на своих улыбающихся губах. Терез лежала неподвижно, глядя на Кэрол, на её лицо всего в паре дюймов от своего; её серые глаза были такими спокойными, какими она их прежде никогда не видела, словно они сохранили в себе часть того пространства, из которого она только что возникла. И казалось странным, что это по-прежнему лицо Кэрол, с её веснушками, со светлой, изгибом, бровью, такой знакомой; рот, такой же спокойный сейчас, как и её глаза, такой же, каким Терез видела его много раз до этого.