Цель вижу, атакую!

Так он и не успокоил ее, хотя просидел до позднего вечера, Она не выгоняла его, но и не мирилась. Когда, растерянный, он выбежал на улицу, уже стемнело. На реке зажглись, закачались на свежей волне бакены. Михаил вспомнил, что последний автобус давно ушел, а на такси у него нет денег. «Вот и проверил Наташку, дурак», — подумал он и пошагал, стуча и скрипя сапогами по крутой улице.

До военного городка оставались пустяки — километров двадцать.

Понедельник

1

«Слева, за плексигласом фонаря, виднелось все в маслянистых каплях пота лицо Судейкина. Он улыбнулся, кивнул головой. Быстро убрал стремянку. Я провел рукой по холодноватой кислородной маске, коснулся мягкого хрома куртки. Так, для порядка… — Виктор Додонов вспоминал свой субботний, неудачный полет. Секунда за секундой… — Вот и двигатель запущен. Плавная тряска машины передается телу. Гляжу перед собой. Подмигнул кошачьим глазом светофор: давай, мол, не тушуйся…

— Вам взлет разрешаю, — это голос руководителя полетов. Что ж, начали! Истребитель приемисто взял разбег. Слились в сплошную линию ограничительные огни полосы. Самолет оторвался от бетонки и как будто повис в воздухе. Чистый обман: указатель скорости и высотомер говорят правду: я мчусь вперед и выше.

Убрал шасси, закрылки. Перед глазами непроницаемый мрак. Хочется хоть на секунду взглянуть в сторону. Знаю, что там, а все-таки тянет. Посмотрел: словно кто- то далеко и широко разбросал уголь огромного костра — это светятся юродские огни. Высотомер отсчитывает километры: один, два… Успевай следить.

— Вам курс, — ага, заговорил штурман наведения. Так. Цель обнаружена на курсе… Знаю ведь, что где-то там летит свой брат, однополчанин, но сейчас думаю о нем, как о чужом, коротко: «цель». Звучит, как «враг».

Дал форсаж. Вовсю закрутился указатель скорости. Эх, Витя, не увлекайся, смотри за приборами, не забывай о распределении внимания.

И все же не могу удержаться, поднимаю глаза кверху. Надо мной опрокинута огромная сказочная чаша, наполненная до краев пышно взбитыми облаками. Где еще увидишь такие необыкновенные, фантастические краски: от бледно-оранжевой и голубовато-изумрудной по краям гигантской чаши до густо-сиреневой и темно-лиловой — на ее вершине.

Опять голос штурмана. Он — мой царь и бог. Ему на земле, у локатора, открыты все карты. Штурман уточняет курс. Далеко, оказывается, забрался мой соперник. Ничего. Вот увижу светлую метку на экране бортового локатора, тогда уж я его возьму в оборот, атакую красиво, с задней полусферы…

Бросаю взгляд на экран локатора. Пока он девственно чист.

Теперь я выше облаков. Откуда-то снизу выкатывается желтая лунища. Все кругом осветилось ее мягким, спокойным светом. Вместо ярких красок — одна светлосерая. И подо мною будто снежная равнина, бескрайняя, безлюдная. Наверное, именно так должны выглядеть холодные пустыни Антарктиды.

Позволяю себе вольность. Погружаю самолет в облака, оставляю на их поверхности только фонарь. Скольжу по снежной пустыне. Вот где чувствуешь скорость!

Однако, где же цель? В ушах верещит далекий голос штурмана «Посмотри справа… Посмотри справа». Вот тебе и Антарктида, вот тебе и скорость! Зазевался. Светлая метка от цели скользит по самому краешку экрана. Пытаюсь вогнать ее в центр. Дразнит, не дается. И вовсе исчезает. Цель круто сманеврировала. Ну погоди, найду, догоню, перехвачу. И луна-союзница поможет. Верчу головой. Вглядываюсь в мутно-белую даль. Ни- че-го…

Сколько длилась погоня? Азарт стер всякое представление о времени. В наушниках шлемофона только трески и хрипы. Пропал голос штурмана.

Тогда я взглянул на указатель горючего. Его осталось…»

— Станови-ись! — раздалась команда, прервав воспоминания Додонова.

Исчезло небо, облачная равнина, светящиеся приборы в кабине истребителя. Перед глазами Виктора всплыл серый угол казармы, фигуры в зеленых рубашках и галстуках, в защитных гимнастерках. Додонов поднялся со скамейки, на которой сидел до команды на построение.

Да, наступил понедельник, от которого Виктор ничего хорошего не ждал. Подавленный, со смутной тревогой в сердце, он стал в строй.

— Шагом марш!

Додонов огляделся. На рассвете прошел короткий, бурный дождь. Словно нерадивая хозяйка, кое-как промыл дорогу, оставил мутные ручейки и лужицы, лепешки грязи. Ее направо и налево разбрызгивали машины, тащили на бетонный паркет летного поля. Строй сошел на обочину. Теперь сапоги не стучали об асфальт, а мягко шлепали.

В понедельник летают редко. Такой обычай сложился давно. В этот день техники и механики заняты профилактикой; осматривают самолеты и двигатели, а летчики корпят над учебниками, наставлениями и инструкциями. К тому же, что ни говори, а понедельник — день тяжелый, и после воскресного отдыха не всем возможно подниматься в воздух, иным — даже противопоказано…

Виктор прошагал сотню-другую метров по шоссейке, и на душе полегчало. Появились знакомые маленькие заботы — как бы не потерять равнение, не сбиться с ноги. И дыхание установилось одно с соседями. Так бы и идти, идти в строю.