– Карин еще даже пальто не сняла, – протестую я, хотя даже не знаю, зачем оттягиваю неизбежное. Стыдно не знать, как правильно пользоваться контрацептивами, а рожать ребенка – нормально. По крайней мере, это – моя текущая мантра.
– К черту Карин с ее пальто. Она тут. Давай говори.
Я делаю глубокий вздох и, поскольку нет легкого способа сказать это, просто выпаливаю:
– Я беременна.
Карин застывает, не успевая до конца снять пальто.
Хоуп роняет челюсть на пол.
Рукой, застрявшей в рукаве, Карин подталкивает Хоуп.
– Сегодня первое апреля? – спрашивает она, не сводя с меня взгляда.
Даже отвечая Карин, Хоуп, как и все остальные, не может оторвать от меня взгляд.
– Не думаю, хотя уже сомневаюсь.
– Это не шутка. – Я делаю глоток молока. – Почти пять месяцев.
–
Я киваю, но, прежде чем успеваю добавить что-то еще, подходит Ханна, чтобы принять заказ. Аппетит Хоуп и Карин, очевидно, испорчен новостями, но я голодна, так что заказываю сэндвич с индейкой.
– У тебя уже есть живот? – Хоуп по-прежнему выглядит немного растерянно.
– Небольшой. Я все еще могу носить эластичные брюки. Но никаких джинсов в обтяжку.
– Ты была у врача? – спрашивает она. Карин все так же молчит.
– Да, у меня страховка на работе. Вроде все хорошо.
– Ты планировала расказать об этом после того, как родишь? – с горечью говорит Карин.
– Я даже не была уверена, что сохраню его, – признаюсь я. – А когда приняла решение… мне было стыдно. Я не знала, как вам сказать, девчонки.
– Знаешь, еще не слишком поздно, – отвечает Хоуп с ободряющей улыбкой.
Карин светлеет от этой мысли.
– Точно. Ты все еще можешь сделать аборт до конца третьего триместра.
То, что они не поддерживают меня, ранит, но вместе с тем почему-то лишь укрепляет решимость. Вся моя жизнь – это сомнения в себе, которые постоянно приходится преодолевать.
– Нет, – твердо говорю, – я хочу этого.
– А как же Гарвард? – требовательно спрашивает Хоуп.
– Я все еще собираюсь там учиться. Ничего не изменилось.
Мои подруги обмениваются взглядами, которые как бы говорят: «Она безнадежда, вопрос только в том, кто скажет ей об этом». Полагаю, это право получает Хоуп.
– Ты действительно думаешь, что ничего не поменялось? – спрашивает она. – У тебя ведь будет
– Знаю. Но миллионы женщин рожают детей каждый день и продолжают оставаться дееспособными людьми.
– Тебе будет очень тяжело. Кто будет смотреть за малышом, пока ты на занятиях? Как ты собираешься учиться? – Она тянется через стол, чтобы пожать мою безвольно лежащую руку. – Я просто не хочу, чтобы ты чувствовала, будто совершаешь ошибку.
Мое лицо каменеет.
– Я по-прежнему собираюсь в Гарвард.
То ли мой тон, то ли выражение лица убеждают их, что я приняла окончательное решение. Как бы там ни было, они понимают это и, несмотря на явный скептицизм на лицах, переходят к другим вопросам.
– Девочка или мальчик? – спрашивает Карин. – Стой… Отец ведь Такер, верно?
– Конечно, отец – Такер, а пол я не знаю. Мы еще не делали ультразвук.
– Что он сказал, когда ты ему сообщила? – вклинивается Хоуп.
– Он воспринял все нормально. Не разрыдался и не впал в бешенство. Не перевернул стол и не злился из-за несправедливости жизни. Просто обнял меня и сказал, что я не одна. Думаю, он немного напуган, но собирается быть со мной до конца. – Я сглатываю ком в горле. – И хотя мне бы очень хотелось оградить его от этого, я буду держаться за него и принимать помощь, пока возможно. Это так чертовски эгоистично с моей стороны, но прямо сейчас мысль о том, чтобы столкнуться со всем этим в одиночку, заставляет меня просыпаться посреди ночи.
– Ну, его реакция радует, – утешает меня Карин.
– Он удивительный. Я его не заслуживаю. – Боже, даже если мои лучшие подруги выступили против ребенка, даже представить не могу, что свалится на голову Такеру.
Хоуп хмурится.
– Почему ты так говоришь? Ты же не сама залетела.
– У него не было выбора.
– Чушь собачья. Каждый раз, занимаясь сексом, ты рискуешь. Нет на сто процентов эффективной контрацепции, даже при вазэктомии. Любишь кататься, люби и саночки возить.
– Это высокая цена.
Она отмахивается.
– Которую ты тоже платишь.
– Мы можем не быть настолько депрессивными? – робко спрашивает Карин. – Давайте поговорим о важных вещах. Когда ты делаешь ультразвук? Хочу начать делать покупки.
Я открываю рот, чтобы сказать, что не знаю, но нас перебивает телефон Карин.
– Черт. – Она вытаскивает его и выскальзывает из-за стола. – Это мой куратор. Нужно ответить.
Когда она уходит в уборную, Хоуп устремляет свой обеспокоенный взгляд на меня.
– Проклятье, Би. Очень надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
– Как и я. – Знаю, она любит меня и поэтому так озабочена, но, как и Карин, я не хочу зацикливаться на негативе. Решение принято, и все эти мысли об аборте лишь заставят меня чувствовать себя плохо.
– Я просто хочу, чтобы ты была счастлива, – мягко говорит она.