Царский угодник

Едва приняли это решение, как у грузовика заглох мотор. Шофер попробовал оживить его – не тут-то было. И бензин в баках имелся, и искра была, а грузовик не заводился. Просто колдовство какое-то, чертовщина! Следом за грузовиком заглохла и легковушка. И тоже непонятно почему. Сопровождающим сделалось страшно. Они хотели уже сбросить гроб на землю, закопать его в снегу и вернуться сюда днем – все происходило в темноте, ночью, при сильном морозе, – как появились солдаты, наставили на сопровождающих винтовки со штыками:

– Кто такие?

Солдаты эти не шутили, могли продырявить кого угодно, и сопровождающие рассказали им все как есть, без утайки.

– О це дило! – воскликнул один из солдат, здоровенный вислоусый хохол, веря и не веря одновременно сопровождающим. – Вот так-так! – И собрал товарищей на совет.

Солдаты решили поступить с гробом по-своему – натаскали сучьев, дров и в стороне от дороги разложили костер. Прикладами расколотили гроб. Распутин уже начал разлагаться, хотя тело его было набальзамировано, лицо намазано какими-то мазями и подкрашено.

С помощью жердей, палок труп выковырнули из гроба, будто начинку из кокона, с трудом затолкали наверх, на ворох ветвей. Облили бензином и бросили спичку. Костер вспыхнул мигом, загудел, защелкал, пламя потянулось к солдатам, те шарахнулись от него в сторону. Труп зашевелился, заерзал, зашкворчал на дровах, потом вдруг приподнялся и открыл черный рот… Солдатикам сделалось страшно.

«Сожжение продолжалось более десяти часов, до самой зари, – отметил французский посол Морис Палеолог в своем дневнике. – Несмотря на нестерпимо холодный ветер, несмотря на томительную продолжительность операции, несмотря на клубы едкого и зловещего дыма, вырывающегося из пылавшего костра, несколько сот мужиков всю ночь теснились вокруг костра, онемевшие, неподвижные, глядя с растерянным изумлением на святотатственное пламя, медленно пожиравшее старца-мученика, друга царя и царицы, «божьего человека». Когда пламя сделало свое дело, солдаты собрали пепел и погребли его под снегом».

Так у Распутина не стало могилы.

Никто из убийц Распутина не раскаялся в содеянном, хотя после убийства «старца» ничего не изменилось, только человека не стало, – Россия как катилась к пропасти, так и продолжала катиться.

Единственное что – Феликс Юсупов не раз вспоминал впоследствии, как ему было жаль выуживать Распутина из квартиры на Гороховой и увозить к себе во дворец на смерть.

Распутин ведь тогда чуть-чуть не одолел князя, и если бы биологическое поле Юсупова хотя бы в одном месте дало слабину, трещину, Распутин не поехал бы к нему на Мойку и остался жив.

Особенно вспоминались неловкие движения Распутина, когда тот беспомощно тыкался рукою в шубу, не попадая в рукав, потом у него завернулся воротник, эта маленькая деталь чуть не выбила Феликса Юсупова из колеи – жалость, возникшая внутри, сделалась секуще острой, огромной, он почувствовал, что тонет в ней, в глотке уже хлюпают слезы, а вискам делается горячо.

Когда вышли на улицу, Распутин вяло и покорно, как всякий побежденный, зашаркал галошами к автомобилю, за рулем которого сидел Лазоверт, наряженный в кожаную шоферскую форму.

– Про все твои беды знаю, Феликс, – сказал Распутин, садясь в автомобиль и подтыкая под себя полы шубы, – помогу! У Бога эту помощь вымолю!

Над родом Юсуповых висело некое странное заклятье: наследники рода не жили дольше двадцати шести лет, многие не могли переступить через эту черту – обязательно что-нибудь происходило.

Невольно вспомнился день рождения старшего брата Феликса Юсупова – Бориса. Борису исполнилось двадцать шесть. Накануне дня рождения, вечером, Борис пришел к Феликсу – грустный, тихий. Долго сидели, говорили.

Прощаясь, Борис сказал Феликсу:

– Если я умру, то, наверное, попаду в иной мир. Думаю, что он есть. Если он есть, то я приду к тебе, Феликс, и сообщу об этом.

Феликс, успокаивая брата, пробовал найти нужные слова, но не нашел – они никак не приходили на язык, – махнул рукой и улыбнулся:

– Не дури, Боря!

День рождения прошел весело, без неприятностей. О разговоре ни Борис, ни Феликс не вспоминали.

Борис был влюблен в одну женщину, которую в высшие круги не пускали, – за ней шлейфом тянулась худая слава. Женщина была ошеломляюще красива – Бог наградил ее редкой внешностью. Из-за этой женщины Борис поссорился и был вызван на дуэль.

Через несколько дней он был убит – пуля уложила его наповал. Бориса похоронили под Москвой, в нынешнем Архангельском – родовом имении Юсуповых. До сих пор цел памятник на его могиле – скорбное каменное изображение юноши, склонившего голову.

Смерть брата ошеломила Феликса Юсупова – значит, и он обречен, значит, и он не переступит через двадцатишестилетний порог, умрет, как и Борис? От чего только умрет? От пули, от яда, от петли или от неизлечимой болезни?

Как-то после похорон Феликс сидел дома в столовой, читал книгу. Вдруг с тихим скрипом отворилась дверь, и на пороге столовой возник… Борис.

Он молча посмотрел на брата, постоял немного и так же тихо закрыл дверь.