Царский угодник

– Ы-ы-ы, – стонала, захлебывалась кровью Вырубова, качка вагона, перестук колес вызывали у нее нестерпимую боль, фрейлине казалось, что ее сжигают на костре – разъяли тело на несколько кусков и каждую часть поджаривают отдельно на злом медленном огне. – Ы-ы-ы!

Один раз она в забытьи услышала близко-близко, над самым ухом, голос княжны Гедройц:

– Вы должны жить! – Похоже, Гедройц говорила это специально для Танеева.

Очнулась Вырубова, когда поезд прибыл в Царское Село. Вырубову аккуратно переложили на носилки, вытащили из вагона. На привокзальной площади было много народа, ярко горели фонари. Над Вырубовой склонилась Александра Федоровна, заплакала. Взрыды застряли у царицы в горле, она дернулась и затихла, ее отвели от носилок две старшие дочери.

Вырубову перенесли в санитарный автомобиль. Александра Федоровна, отстранив рукой дочерей и нескольких охранников, пытавшихся ей помешать, забралась в автомобиль следом, присела на пол около носилок. Подняла голову Вырубовой на руки, прижала к себе.

– Я умираю, – едва приметным, слипшимся шепотом сказала та государыне.

– Аня… Анечка… – В речи императрицы появился сильный акцент, она волновалась и плохо контролировала себя, лицо ее было испуганным. – Не умирай, Анечка!

Было слышно, как рядом с автомобилем стучат копыта казацких лошадей, – машину сопровождал конвой.

– Умираю, – вновь прошептала Вырубова, – но теперь я спокойна, я увидела отца, я увидела вас…

– Не умирай, Анечка! – отчаянно вскричала царица. – Как же я буду без тебя?

В госпитале Вырубовой сделали укол камфары. Когда ее поднимали на кровать, она вновь потеряла сознание. Гедройц велела всем отойти от кровати, после чего объявила тихо и скорбно:

– Надо прощаться. Сейчас она скончается. Не хочется верить в это, но… – Она горестно развела руки в стороны. – Медицина здесь бессильна.

Придя в себя в очередной раз, Вырубова попросила, чтобы к ней привезли священника, – наступала пора исповедоваться и причащаться.

После исповеди она потеряла сознание надолго, а потом ей неожиданно сделалось легче – боль понемногу утихла, стала не такой горячей, далекой. Вырубова видела в жаркой одури саму себя – степенную девочку в воздушном платьице, с пышной прической на голове, с неулыбчивым лицом и медленными осторожными движениями.

С Вырубовой прощались, когда она находилась без сознания, – думали, что в сознание фрейлина больше не придет, хотя Гедройц уверяла собравшихся:

– Перед смертью она на несколько минут обязательно откроет глаза.

Гедройц была права: Вырубова пришла в себя, слабо улыбнулась склонившемуся над ней отцу:

– Не плачь, папа!

Тот, сгорбленный, постаревший, морщинистый и седой, склонился над ней совсем низко, притиснулся горячими губами ко лбу:

– Дочка!

Дочь успокаивающе улыбнулась отцу. Прежней боли не было – продолжала действовать камфара, вспрыснутая княжной Гедройц. К Вырубовой подошел Николай Второй – он тоже находился в палате, приехал проститься, – взял руку Вырубовой в свою, тихонько сжал ледяные, совершенно бесчувственные и неподвижные пальцы. Велико было удивление царя, когда Вырубова едва приметно пожала его пальцы в ответ. Николай отвернулся к жене:

– У нее еще есть силы в руке.

Та отерла слезы платком и неожиданно произнесла изумленно-горьким тоном:

– Мы же забыли об отце Григории! Отец Григорий может спасти ее. Только он, и больше никто!

Царь пробормотал себе под нос что-то мрачное, отвел в сторону тяжелые тоскливые глаза.

– Надо послать за отцом Григорием мотор, – сказала Александра Федоровна.

– Нет ничего проще. – Николай согласно наклонил голову. – Если бы этого было достаточно! – Но давать распоряжение не спешил: что-то сдерживало его.

– Ники, пошли, пожалуйста, автомобиль в Петроград, – потребовала императрица, – прошу тебя!

Николай обернулся, сделал знак адъютанту, стоявшему у дверей в солдатской стойке, будто на смотру, – он считал, что все другое неуместно для смертных минут. Послушно наклонив голову, адъютант вышел из палаты.

Государь тронул жену за плечо:

– А если она умрет до приезда отца Григория?

– Тогда отец Григорий хоть помолится за бедную Аню.

Стали ждать Распутина. Вырубова не умирала. Распутин появился в госпитале через три часа. Бледный, с растрепанной головой и такой же растрепанной, торчащей во все стороны клочьями бородой, он стремительно вошел в палату и, не глядя ни на кого, подлетел к кровати, на которой лежала Вырубова с закрытыми глазами. Тихо позвал:

– Анна!

Сзади к Распутину придвинулся адъютант царя, потянул со «старца» шубу, тот покорно отдал ее, сделал рукой четкое рисованное движение, словно бы что-то расправляя перед собой, и вновь позвал:

– Анна!

Веки у Вырубовой дрогнули, но не приподнялись, так и остались закрытыми, из правого глаза выкатилась тяжелая, розоватого цвета слеза, уголок рта дернулся. Непонятно было, слышит она Распутина или не слышит.