Царь Живых

«Традиционалисты» прикончили в кустах у дороги Колпино — Пушкин молодого человека, заслужившего среди своих знакомых устойчивую репутацию сексуальной пираньи, бросавшейся на всё, что шевелится и имеет вторичные признаки противоположного пола… Гадать, за каким рожном этот Казакова полез в кусты, не приходилось. Модус вивенди остался прежним — здоровенная двузубая вилка и относительно медленное кровоистечение…

«Новаторы», взявшие на вооружение вакуумный насос неизвестной конструкции, по всему судя, окончательно обнаглели. Прикончили старушку в кустах ровнёхонько под окнами двенадцатиэтажки. А окон в таком домишке, если кто не знает, очень много. Но отморозкам, похоже, было на всё наплевать… Свидетели, несмотря на ранний час, обязаны были отыскаться. И не отыскались.

Мельничук рвал и метал, даже самолично ходил по квартирам — и всё напрасно. Почему-то никому в интересующие майора десять минут не захотелось и не потребовалось выглянуть в окно. Раньше выглядывали. Позже тоже. А тут даже на старушечий крик никто не среагировал. Загадка…

Ближе к обеду майор перестал ломать голову. Потому что в его широко раскинутые сети попалась первая рыба.

Первый сатанист-вампир.

Ваня скрипнул зубами.

Треугольник ошибок получился ублюдочный, напоминающий бредовую фантазию учителя геометрии, осилившего Кастанеду аж до шестого тома… Две стороны означенного треугольника тянулись на восток, почти параллельно — и пересекались далеко за пределами карты, где-то в изменённой реальности. Усреднённая линия сегодняшнего пеленга шла почти по бессмертной трассе Чкалова — Байдукова — Белякова, нащупавших шестьдесят с лишним лет назад кратчайший маршрут авиаударов по противнику номер один: через Северный полюс в Америку…

Вывод однозначен: Ная не имела постоянного логова и залегала на днёвку, где придётся. И — была достаточно мобильна.

Полухин смотрел виновато и затравленно. Дома ждала Натали, уверенная, что Ваня найдёт способ развязаться с этим кошмаром. А способа не было. Пойти по приблизительному (более чем приблизительному — линия ломаная!) утреннему пеленгу, осматривая все объекты? Не выход. На заброшенные фабрики, благо их не так много, может, времени до ночи и хватит… Но подвалы домов? Всех — и жилых, и расселённых? Подвалы прочих зданий и сооружений? Наконец, на закуску, все подземные коммуникации? Дивизия полного состава до заката могла управиться. Но без гарантий.

Способа не было.

Зато был вовремя подвернувшийся специалист по вампирам.

Удивительно вовремя… бывают же совпадения, а?

Единокровный брат Адель.

Всадник на вороном коне. Дэн.

Несмотря на характерное имя, Иванушкой-дурачком он не был — дурачком, доверчиво ступающим за клубком по неведомой дорожке в поисках того-сам-не-знаю-чего.

И не был романным героем, вроде бы и умным, и проницательным, но по воле автора прозревающим лишь к кульминации: ах, ах, ах! это не дерево, это злой крокодил!

Что его ведут, Ваня понял давно.

Глава 10

Дракон издыхал.

Дракон тянулся на север, к покрытому льдами океану — умерить, притушить пожирающий нутро огонь.

Не дотянулся.

Издох…

И все птицы неба тьмы веков пожирали и растаскивали труп дракона — остался лишь огромный хребет, вросший в землю с юга на север, от жарких степей до студёного океана.

Так описывают происхождение Уральских гор романтики. Реалисты и практики гнусят что-то про платформы и геосинкинали, про восходящие тектонические движения, про… А ну их, реалистов. Скучно. Пусть уж будет дракон.

Кулом берёт начало на Полярном Урале — сиречь в самой пасти дракона. И текут ледяные воды его через тундру, мимо сопок-гольцов, и через лесотундру, издалека похожую на самый банальный еловый лес средней полосы… Похожую — лишь подойдя вплотную, можно увидеть, насколько ели ниже обычных и как далеки друг от дружки — корни широко раскидываются по тончайшему слою оттаявшей над мерзлотой почвы.

А Кулом катит и катит серо-стальные воды по бескрайней и безлюдной равнине — и кажется: течёт бесцельно, никому не нужно, в никуда… Течёт совершенно напрасно и исчезает где-то за горизонтом в разверстой пасти земли, бесследно поглощающей реку…

Но это только кажется…

Парма.

Сероватая, как сталь клинка, вода Кулома лижет берег у их ног. У ног мальчика и женщины.

Чуть накренившийся бревенчатый дом. На двери тронутый ржавчиной замок. Окна — в бельмах ставень. У северной стены, в тени, — скукоженный, почерневший, но не исчезнувший сугроб — такой здесь июнь.

Марья молчит. Она родилась и выросла в этом доме — и покинула его навсегда. Она думала — навсегда. Всё возвратилось страшным сном. Теперь это их дом. Её и сына. Сына Андрюши.

Наречённого Царя Живых…

Что его ведут, Ваня понял давно.

Только полный дебил мог по-прежнему считать всё происходящее набором совпадений и случайностей. Ваня дебилом не был.