Царь Живых

Он был оптимистом. Что ни делается — всё к лучшему. Опять же у «Континента» прописался один и тот же небольшой, но не слишком дружный коллектив — все уже перепробованы, новенькие ох как редко появляются… А ещё, блин, трубят об упадке нравов, о сочинениях десятиклассниц, мечтающих стать путанами. Где они, эти десятиклассницы? Где, господа моралисты? Помечтают, помечтают — да и идут потихоньку учиться-работать. И мужа себе присматривать…

Но что ни делается — всё к лучшему. Придётся, конечно, прокатиться до Московского шоссе. Но там есть шанс подцепить настоящую профессионалку, не то что тутошние колпинские маши… Правда, от профессионалки можно и самому подцепить, чуть расслабься только… Вон Вован-Рыба расслабился как-то… Сунул плечевой за щёчку без презика, идиот. Думал, козёл, — рот всё-таки. Ага. Список подарочков был аж из шести пунктов, причём ровно половину названий Рыба и Костик слышали впервые — а уж они дилетантами в этом деле себя не считали…

…Девушку он увидел неожиданно и мимолётно, когда до выезда на шоссе оставалось меньше километра. Фигура появилась ненадолго на обочине, в светлом пятне фар, — и шагнула в сторону. Успев при этом призывно махнуть Костику.

Тормоза завопили, Костик выскочил из машины. Мимолётное видение впечаталось в сетчатку, казалось, навеки: высокая и стройная фигура, чёрные волосы — длинные, распущенные. Лицо, грудь, ноги — не мог, физически не мог Костик рассмотреть их в подробностях, но как-то понял, как-то почувствовал — были прекрасны. Он бросился за исчезающим видением, ни на секунду не задумываясь, даже не предполагая, не беря в голову, что перед ним подрабатывающая чуть в стороне от трассы блядь-любительница, боящаяся связываться с профессионалками — те не остановятся ни перед чем.

Ничего такого Костик не подумал. Он устремился за девушкой, торопливо идущей между двойным рядом тополей, обрамляющих дорогу. Девушка обернулась и снова поманила Костика.

Она была прекрасна.

Он понял всё.

Никакая, конечно, это не блядешка, глупо было и думать, но у девушки что-то случилось, всякое в жизни случается, в том числе и с прекрасными девушками, в том числе и в густых кустах лесозащитной полосы дороги, и тогда девушкам приходится звать на помощь, и он, конечно, поможет, поможет просто так, совершенно не намереваясь вдуть ей там, на ночной траве, или на заднем сиденье «корвета», он лишь попросит, ненавязчиво попросит телефон, чтобы завтра вечером вместо опостылевшего блядохода позвонить ей и сказать, что ему двадцать шесть лет, он молод, здоров и достаточно обеспечен, а ещё — ищет любовь, ищет давно, но не там и не так, наверное, он не знает, где искать, и, заблудившись, — просит у неё помощи, и она ему ответит, конечно, ответит, и всё наносное и чуждое уйдёт из его жизни: и стерва Лариска, и приятели-дебилы вроде Рыбы, и глупые любительницы из «Континента», и профессионалки с шоссе с мёртвыми глазами и душами… и придёт другое, то, чему он сейчас даже не в силах дать название, но наверняка прекра…

Мысли Костика, когда он протискивался вслед за попавшей в беду девушкой сквозь густой кустарник, были непривычно чистые и возвышенные. Но организм отреагировал на них, на эти мысли, привычно и стандартно — бурной эрекцией.

Так Костик и умер.

С эрекцией.

Глава 9

— Совсем поганцы молодые совесть потеряли, раньше было — мужик водки выпьет, погуляет и спать ложится, а теперь с утра самого ранешнего вон ползают, дури своей проклятой ищут, ну что ты на меня зенки свои наркоманские вылупил, иди, иди своей дорогой, иди говорю, пока милицию не вы-ы-и-и-и-и-и-и-и…

Монотонный, без малейшего следа эмоций, старческий бубнеж внезапно сменился тонким криком, в свою очередь столь же внезапно оборвавшимся. Как ни странно, этот крик, исчезнувший вместе с издававшим его существом в густых, буйно разросшихся кустах жасмина, тоже был эмоций лишён — так, звук высокого тона, не слишком длинный и достаточно громкий — не более того.

Большинство граждан, проживающих за окнами, выходящими прямо на пресловутый жасмин, этот звук не разбудил. А немногие проснувшиеся тут же уснули снова. Те же, кто в этот ранний час уже бодрствовал, — не обратили внимания… Последовавшего другого звука — неприятного, всасывающего, но ещё более быстрого и тихого — и вовсе никто не услышал.

…В общем, это была довольно безобидная старушка. Даже не доставлявшая особого дискомфорта своим несмолкающим старческим брюзжанием — в конце концов, достаточно отойти за пределы слышимости. И даже немногим видящим ауры (коллег м-м Клементины я в виду не имею) от старушки хлопот было не так много — если не подпускать к ней детей и при встрече переходить на другую сторону улицы. Короче говоря, вполне мирная и не виноватая ни в чём старушка.