Царь царей

Пенрод позволил вести себя дальше, и Фарук со спокойной гордостью рассказал ему о колонии. Окруженный стеной комплекс занимал площадь в пять акров и содержал здание больницы, где жил Пенрод, смесь казарм и небольших домов для прокаженных, которые выздоравливали, но не хотели покидать безопасное место, а также небольшой каменный офис для Фарука и его самых доверенных помощников. Фарук также указал на кофейню и мельницу колонии, маленький магазинчик, где члены колонии могли купить продукты и предметы первой необходимости, и большой общий обеденный зал, где большинство жителей принимали пищу.

“Моя практика в Каире помогает финансировать здешнее заведение. Я помогал многим европейцам, которые приезжали сюда в надежде, что климат излечит их болезни, и я рад сказать, что нет более щедрых покровителей, чем мужчина или женщина, которые чувствуют, что они чудесно выздоровели.”

“У меня больше нет собственных денег. Так что вашим прокаженным придется обходиться без моей помощи” - сказал Пенрод.

Он уже начал уставать, и гордость Фарука раздражала его. Все-таки, прокаженные, очевидно, любила его. Каждый, кто видел их, благословлял их, и некоторые дети подбегали к нему с искаженными приветствиями или новостями о каких-то спорах между их товарищами. Некоторые дети выглядели вполне здоровыми. У других отсутствовали носы, уши или пальцы. Среди населения, перемещающегося с места на место, некоторые имели подобные уродства, у других были забинтованы запястья, руки или ноги. Пенрод почувствовал внутреннюю неприязнь к этому месту, животное, инстинктивное отвращение к болезни и ее страдальцам.

“Я уже говорил вам, что мы были хорошо вознаграждены за вашу заботу, - сказал Фарук. “И все же теперь, когда вы достаточно окрепли, пришла ваша очередь поработать здесь.”

“У меня нет никакого желания становиться резидентом. Как только ко мне вернутся силы, я покину тебя.”

Фарук не выглядел ни рассерженным, ни разочарованным. - И вы можете это сделать, - спокойно сказал он. Но в данный момент Вы не сможете добраться до ворот без посторонней помощи, не говоря уже о том, чтобы пройти пешком десять миль до Каира, и я уверяю вас, что местные жители очень сопротивляются тому, чтобы поймать любого, кто придет со стороны колонии. Давай я покажу тебе твою новую комнату. С завтрашнего дня ты будешь работать в лазарете, а если захочешь поесть, то в столовой, Пенрод.”

Пенрод напрягся. “И это исцелит мою душу, не так ли?”

“Возможно.”

Фарук больше ничего не сказал, пока не повел Пенрода в маленькую, похожую на камеру камеру в одном из бараков. В ней стояли кровать, стул и небольшой письменный стол, а из большого окна на одной из стен лился свет. Кто-то уже положил на стол экземпляр "Данте" Лусио. Рядом лежала еще одна книга, которую Пенрод не узнал. Фарук заметил, что он смотрит на него.

- Это подарок от меня. Вы читали труды Руми?”

“Нет.”

“Ну что ж, это очень красиво. Конечно, лучше на персидском, но арабский перевод, который я Вам оставил, - это честная попытка. Я думаю, что ты достиг многого, Пенрод, но твой гнев почти убил тебя. Это книга о сострадании.”

Это был самый дальний путь, который Пенрод прошел с тех пор, как ворвался в дом герцога Кендала. Он почувствовал слабость и дрожь, но убрал руку с плеча Фарука и ничего не ответил. Фарук немного подождал и ушел, не сказав больше ни слова. Как только дверь закрылась, Пенрод тяжело опустился на кровать.

Очень хорошо. Он будет служить до тех пор, пока не окрепнет настолько, чтобы вернуться в Каир пешком. Прокаженные казались хорошо накормленными, а при правильном питании и физических упражнениях он будет достаточно здоров, чтобы уехать примерно через неделю. Пусть его душа была изодрана в клочья и темна, но это была его собственная душа, и он не хотел, чтобы кто-то вмешивался в нее.

•••

Один из молодых людей, ухаживавших за Пенродом во время его болезни, пришел за ним на рассвете следующего дня. Это было странное существо, болезнь лишила его носа и трех пальцев на правой руке, но он даже не пытался скрыть свое уродство. Он болтал на арабском языке уличного мальчишки, весело описывая свои обязанности и личности других работников лазарета. Пенрод узнал, что им правит женщина по имени Клеопатра, судя по всему, с железным прутом. Этот молодой человек, хамон, и еще двое других работали под ее началом, заботясь о регулярном перевязывании и очистке язв и инфицированных ран своих сокамерников. Пенрод проигнорировал большую часть того, что услышал, но, умывшись в теплой воде, которую принес Хэмон, он побрел в лазарет позади себя. Аккуратная очередь больных и увечных уже ждала за дверями.