Царь мышей

- Попробуйте ее сдвинуть, - дрожащим голосом проговорила Надя, продолжая держать стержень в аистином глазу.

Доктор взялся за ствол березки, над которой летел аист, и подвижная часть барельефа сначала очень медленно, как бы через силу, а потом все увереннее стала уходить влево, будто дверь раздвижного шкафа.

А в открывшемся проеме показалась груда золотых изделий тончайшей работы, усыпанных драгоценными камнями столь же искусной огранки.

Глядя сверху на все это несметное богатство, Надежда вдруг почувствовала неимоверную скуку. Почему-то вспомнилась Москва, родители, младший брат, родная редакция, потом совсем уж неизвестно почему - детство, Новый Год, елка, запах мандаринов, хрупкие елочные игрушки, таинственно поблескивающие в свете разноцветных лампочек... Почти как эти сокровища, только гораздо веселее и ярче.

Надя медленно спустилась со стула и прислонилась к стене. Василий подошел и несмело взял ее за руку.

Трудно сказать, что испытывали в этот миг их друзья. Васятка и Серапионыч разглядывали драгоценности, не решаясь прикоснуться. А внимание Чумички привлек лежащий на самом верху очень крупный ограненный бриллиант.

- Красивый камешек, - почему-то вполголоса произнес доктор. Надежда почти через силу заставила себя взглянуть на "камешек":

- Неужели это и есть тот знаменинтый алмаз? Внушительно смотрится, но на пол пуда никак не тянет... 

Чумичка молча поднял бриллиант и переложил на сидение стула, чтобы все могли его получше рассмотреть. Отделка была очень необычная: с трех сторон переливались небольшие, сделанные безо всякого видимого порядка гранки, но с четвертой стороны он был плоским, будто срезанным.

- Это же... - не веря своим глазам, прошептал Василий.

А Чумичка извлек из-под кафтана еще один такой же камень с такой же "срезанной" гранью и соединил их

- Выходит, вторая половина магического кристалла все эти годы лежала здесь? - тихо произнесла Надя.

- Получается, что так, - столь же тихо ответил Василий. И сказал уже громче: - Кристалл твой, Чумичка. Он принадлежит тебе по праву.

- А что будем делать с остальным? - обратился ко всем вместе и в то же время как бы ни к кому доктор Серапионыч.

Никто не ответил. И не потому что не знали, что отвечать, а потому что ответ был и так ясен. В том числе и самому Серапионычу.

* * *

Михаил Федорович наверняка прославился бы на все Кислоярское царство своей безграничной работоспособностью и редкими деловыми качествами, но увы - особенности его службы исключали не только всякую славу, но и малейшую известность, если она выходила за пределы небольшого кружка подчиненных.

Рабочий день Михаила Федоровича иногда длился двадцать четыре часа в сутки и отличался огромной напряженностью, при том, что свое рабочее место - малозаметный домик на окраине Царь-Города - он покидал очень редко. Вот и теперь, несмотря на поздний час, Михаил Федорович принимал доклад от одного из своих ближайших сотрудников, которому мог бы доверять всецело, когда бы не имел застарелой привычки не доверять никому и ничему, в том числе и самому себе.

Если бы посторонний каким-то чудом оказался на этих докладах, то он обратил бы внимание на то, как по-разному протекали беседы Михаила Федоровича и его подчиненных. Со своим основным помощником Глебом Святославовичем, ныне находящимся в служебной командировке, он говорил как профессионал высочайшего уровня с профессионалом столь же высокого уровня, оттого и понимали они друг друга с полуслова, а то и вовсе без слов. Хотя в их беседах неизменно присутствовала своего рода дистанция, если не сказать - отчужденность, неизбежная даже при самых доверительных отношениях начальника и подчиненного.

А вот с нынешним докладчиком, по имени Лаврентий Иваныч, степень откровенности была куда больше - можно сказать, что шел деловой разговор двух единомышленников.

Особо пристальное внимание Михаила Федоровича было обращено к "делу о пропавшем Ярославе", хотя Лаврентий Иваныч почему-то относился к нему очень легкомысленно:

- И чего тебе дался этот дурак Ярослав? По-моему, Михал Федорыч, ты преувеличиваешь его значение. Да он и сам прекрасно понимает, что в его положении лучше всего молчать и не высовываться.

- Да пойми ты, что дело не в Ярославе, - строго посмотрел Михаил Федорович на своего собеседника. - Если мы даже такого, как ты говоришь, дурака упустили, значит, система дала сбой! И где уверенность, что в следующий раз мы не лопухнемся уже по-настоящему?

- И что ты предлагаешь?

- Прежде всего - проанализировать. Четко установить, где случилась просечка, и сделать выводы на будущее.

Лаврентий Иваныч расстегнул ворот кафтана, достал футляр, извлек оттуда пенсне в золоченой оправе и водрузил на нос:

- Уф, теперь хоть нормально вижу. Если уж нельзя очки носить, так хоть бы линзу хоть какую достать бы...

- Ты еще скажи - сбрить бороду и переодеться во френч с галифе, - не без ехидцы усмехнулся Михаил Федорович. - Да, так вот, я провел внутреннее расследование и установил, кто виновен в "проколе" с Ярославом.

- И кто же?