Царь мышей

- Так я и Государю то же самое всякий раз говорю, - невесело усмехнулся боярин Павел. - А он всякий раз отвечает: "Да-да, дорогой Пал Палыч, я с вами полностью согласен, это совершенно недопустимо. И ежели чего узнаете, непременно обо всем докладывайте мне лично, мы вместе обмыслим, что делать", и все такое.

- Ну и как, прислушивается Государь к вашим словам?

- Прислушивается, да еще как, - уныло кивнул боярин Павел, - но поступает чаще всего точно наоборот. Не пойму только, отчего он все еще благоволит ко мне - я же знаю, какие гадости на меня наговаривает его окружение!

- В нашей стране сказали бы - для поддержания авторитета власти, - заметил отец Александр. - Как бы это получше объяснить? Если при властях находится человек вроде вас, известный честностью и неподкупностью, то и сама власть, какая бы она ни была, получает больше доверия в обществе.

- Возможно, - не без горечи усмехнулся Пал Палыч и одернул на себе боярский кафтан, к которому еще не очень привык. - Однако вернемся от общего к частностям. Я не хочу и знать, кому ваш Ярослав так круто переступил дорогу, что его извести пытались. Вопрос в другом - могу ли я чем-то помочь, и если да, то как?

- Видите ли, дорогой Пал Палыч, тут кроме прочего еще и сердечные дела примешались. Возлюбленная Ярослава - мужняя жена, и она готова бежать вместе с ним. Сперва в Новую Мангазею, а потом за границу. Но теперь я вижу, что бежать придется ему одному, а Евдокия Даниловна присоединится к нему позже... Ну, чего тебе? - спросил отец Александр у лохматой черной собаки, которая молча сопровождала их с самого начала улицы. - Вот попрошайка! - И, пошарив в карманах рясы, священник сунул ей какой-то пирожок. - Все, больше не проси, нету.

- Извините, Александр Иваныч, какая Евдокия Даниловна? - тихо переспросил Пал Палыч, когда собака отошла с пирожком на обочину. - Уж не... Впрочем, меня это не касается. - И, помолчав, добавил: - Даже если и та самая.

- Ну вот, язык мой - враг мой, - обескураженно развел руками отец Александр. - Пал Палыч, можно Ярослав побудет у вас до завтра? К тому времени я все подготовлю для его побега, а потом, Богу помолясь, и в свой путь отправлюсь. Вы, главное, о Васятке позаботьтесь. Я бы его с собою взял, да в нашей стране, боюсь, ему неуютно будет...

- На этот счет не беспокойтесь, - твердо ответил Пал Палыч. - Ну, вроде все обговорили? Тогда давайте прощаться. Незачем Тайному приказу очи мозолить - дескать, о чем это два таких неблагонадежных подданных так долго лясы точат?

- Э, любезнейший Пал Палыч, тут уж не Тайным приказом, а еще чем потайнее пахнет, - как бы в шутку возразил отец Александр. - Ну, благослови вас Господь на добрые дела!

Священник истово перекрестил Пал Палыча, тот низко ему поклонился и продолжил путь уже в одиночестве. Отец Александр проводил его взором, тяжко вздохнул и побрел восвояси.

* * *

В ожидании, пока подадут обед, Василий Дубов прямо в трапезной демонстрировал содержание сундука, обнаруженного на огороде возле бывшей кузницы. А попутно рассказывал, как им удалось его найти. Особо при этом он расхваливал Васятку, впрочем, без опаски "перехвалить", ибо сам Васятка отсутствовал: едва карета дона Альфонсо прибыла в Терем, он тут же заявил, что настоящий, главный клад, по его разумению, зарыт где-то на берегу пруда, и, выбрав в чулане лопату "по себе", отправился на поиски. Естественно, Петрович тут же увязался за ним, и таким образом ничто не мешало откровенной беседе и предстоящему дружескому обеду.

Дормидонт очень внимательно рассматривал иконы и перелистывал церковные книги - Надежда чувствовала, что эти занятия как-то отвлекали его от невеселых дум. По ходу дела царь уверенно определял, какому иконописцу мог принадлежать тот или иной святой лик, выказывая себя немалым знатоком в этой области. На одной иконе, в художественном отношении далеко не самой совершенной, Дормидонт остановился особо:

- Да это ж икона Святой Богоматери - она считалась покровительницей Новой Мангазеи. Мне про нее рассказывали в тамошнем главном Соборе, будто бы перед вторжением Степана из нее начали источаться слезы. Настоятель просил меня вернуть ее в Мангазею, а я бы рад, да ведь все исчезло, что Степан оттуда вывез!

- Ну хорошо, пускай золото, алмазы, иконы и прочее, но для чего им понадобилось вывозить и прятать церковные книги? - несколько удивленно произнес доктор. - Они ведь, кажется, никакой материальной ценности не представляют?

- Владлен Серапионыч, да как вы не понимаете! - вскинулась Чаликова. - Дело же не в золоте и не в алмазах. Для  захватчиков куда важнее не просто ограбить побежденных, а поставить их на колени, а для этого прежде всего выбить из них всякую память о прошлом, превратить в быдло, в манкуртов, родства не помнящих! - И, спохватившись, обернулась к Дормидонту: - Извините, Ваше Величество, что столь нелицеприятно отзываюсь о деяниях вашего предка...