Царь мышей

- Где же тут шумные сборища? - удивился Дормидонт, усаживаясь во главе стола. - Да вы садитесь, не чинитесь, накладывайте себе чего нравится, у нас все по-простому, без шума и сборищ!.. А Васятка ваш где - все на озере? Надо бы спослать за ним, а то не дело без обеда-то, понимаешь.

Но спосылать за Васяткой не пришлось: он появился сам - в закатанных штанах и без рубашки, которую держал свернутой в руке. Следом за Васяткой плелся Петрович.

- Ну как, Васятка, нашел чего? - спросил Дубов.

- Нет, но чувствую, что найду, - скромно ответил Васятка. - Ой, простите, я ж совсем раздетый...

- Да ничего, сынок, оставайся как есть, - добродушно улыбнулся царь. - Я ж знаю, каково это - лопатой на солнцепеке махать. Ты лучше присаживайся да ешь.

Разумеется, Васятка не заставил просить себя дважды - да и еда на царском столе оказалась куда вкуснее, чем в холостяцком хозяйстве отца Александра.

Петрович переминался с ноги на ногу - его-то никто за стол не приглашал, а сам садиться он не решался, памятуя о крутом нраве Дормидонта.

- Васятка, а где ж твоя лопата? - спросила Надежда.

Васятка прожевал то, что было у него во рту:

- А я ее на берегу оставил. Потом думаю опять туда пойти.

- Нет-нет, ты мне будешь нужен здесь, - сказал Дубов и незаметно для Петровича подмигнул Васятке.

- Ну, здесь, так здесь, - легко согласился Васятка.

- А за лопатой давайте я схожу, - вызвался Серапионыч. - Заодно и покопаю малость, раз ты считаешь, что там есть смысл копать...

Разумеется, это было сказано не столько для Васятки, сколько для Петровича - будучи наименее компетентным (как он сам скромно полагал) в деле кладоискательства, Серапионыч "жертвовал собой" для того, чтобы хоть на время оставить своих друзей без докучливого надзора со стороны царского посланника.

* * *

Если бы князь Длиннорукий имел привычку задумываться о происходящем вокруг себя и делать соответствующие выводы, то он просто понял бы, что сегодня "не его день" и, смирившись с этим, успокоился и отложил все, что возможно, на завтра. Но князь, будучи человеком действия, не привык задумываться о столь премудрых вещах и, что называется, пер напролом, наперекор обстоятельствам. Правда, без желаемого успеха, что вовсе не утихомиривало градоначальнического пыла, скорее наоборот - еще более его подстегивало.

Вернувшись на службу после обеда с "мышиными пророчествами", князь рвал и метал, браня своих нерадивых подчиненных. Досталось "на орехи" всем, включая даже каменотеса Черрителли, имевшего заказ на памятник великому и грозному Степану - сего царя особо чтил Путята как Великого Завоевателя и Грозного Собирателя Земель Кислоярских.

- Что за безобразие! - рычал князь, потрясая рисунком будущего монумента прямо перед носом художника. - Тебе оказали высочайшее доверие - возвести памятник такому великому человеку, а ты, каналья римская, что мне суешь? Это ж не царь, а какая-то, прости Господи, каракатица морская, да еще на трех ножках!

- Во-первых, не римская, а венецианская каналья, - с достоинством отвечал Черрителли. - А во-вторых, ваши замечания, синьор градоначальник, просто выказывают в вас, как бы это поприличнее выразиться, отсталое отношение к высокому искусству.

Однако князь вовсе не хотел выражаться поприличнее:

- Может, я и отсталый, но никому не позволю глумиться над нашим славным прошлым и засорять наш прекрасный Царь-Город всяким каменным уродством!

- Я так вижу! - гордо приосанился камнотес. - И ничуть не сомневаюсь - простые люди прекрасно поймут, что я хотел выразить своим уно беллиссимо шедевро!

- Ну так объясни мне, дураку, что ты хотел выразить! - вспылил Длиннорукий. - Объясни мне, старому невежде, какого беса у Степана три ноги?

- О, ну это же очень просто! - воодушевился Черрителли. - Если вы приглядитесь, то увидите, что это не просто ноги, но на каждой ноге на коленке еще и глаз - как воплощение завоевательных притязаний вашего великого соотечественника: один глаз смотрит на закат, другой на восход, а третий - на полдень. 

- А на полночь? - едва сдерживая ярость, проскрежетал князь.

Художник схватил рисунок и, прищурившись, оглядел его с расстояния вытянутой руки. А другой рукой громогласно хлопнул себя по высокому лбу:

- Си, ну конечно же! Я все думал, ну чего же здесь не хватает, а теперь понял - четвертой ноги! Знаете, синьор князь, а вы вовсе не такой невежда в искусстве, каким представляетесь. О, под моим руководством из вас мог бы получиться отличный ваятель!

- Увольте, - резко отказался князь. - Нет, ну скажите вы мне пожалуйста, неужели вам так трудно сделать обычный памятник, чтобы у царя Степана было не три, не четыре и не десять ног, а две? Чтобы глаза находились не на коленях, не на спине и не на заднице, а там, где им положено быть?