— Ох… — вздохнул Капралов и попытался снова: — Он внутри Раисы. Сейчас он затаился, а Раиса снова стала собой.
— Кажется, я понимаю… У нее раздвоение личности? И кто же этот мистер Хайд?
— Вот этого я, к сожалению, не знаю… Пока не знаю.
Сеньор Кабрал что-то тихо сказал жене по-португальски. Та ответила ему короткой шипящей тирадой.
— Винисиуш спрашивает, будем ли мы звонить в полицию. Я сказала, что это совершенно исключено. Рая наша племянница!
Она поднялась из-за стола и стала задумчиво собирать посуду.
— Значит, вы ее психиатр… И Елена тоже психиатр… По правде, сегодня днем я думала, что вы все сумасшедшие. Одна Рая казалась нормальной.
— Я вас понимаю.
— Но вы узнаете, что за человек внутри нее, доктор Капралов? И найдете матрешку?
— Я постараюсь. Но вы должны знать еще кое-что… Даже если я и найду матрешку, обратно вы ее не получите…
— Это я знаю, — равнодушно бросила Марсела Сергеевна.
— Знаете?
— Да. Она нам не принадлежит.
Она оставила посуду и села за стол.
— Я знаю, какая это матрешка. Это не матрешка. Это яйцо Фаберже русских царей.
— Но откуда?
— Я всегда знала. От папы. А он от своих родителей.
— Но Татьяна Петровна не знала…
— Когда их всех разлучили, она была слишком маленькая, ей незачем было знать. А когда мы встретились, я не сказала. Понимаете, это было не важно. Прошлое царской матрешки не имеет отношения к нашей матрешке. Для моей семьи ее история началась в тот момент, когда бабушка с дедушкой раздали ее своим детям — тете Тане, моему отцу и остальным. Дядя Иван тоже знал. Вы знаете про дядю Ивана?
Капралов кивнул.
— Он завещал свою матрешку музею.
— Да, он хотел ее вернуть государству, но ее могли узнать и начать искать остальные. Он не хотел решать за нас. Поэтому он вернул, но написал никому не показывать. — Она взяла ближний к себе бокал и отпила вина. — Я все еще не могу поверить, что он это сделал! Он измазал… Он измазал всю стену и вытер свою… он вытер ее Шопеном! Бедный Шопен!
— Так они обычно и делают… — кротко согласился Капралов.
— Интересно, успел ли он помыть руки? Да не смотрите вы на меня, будто в доме покойник!
Несколько секунд она сдерживала спазм, но выражение капраловского лица окончательно нарушило равновесие. Заливистый смех заполнил комнату. Сеньор Кабрал наконец понял хоть что-то и тоже заулыбался.
— Простите! Но неужели вам не смешно? Знаете, о чем я жалею? Если я расскажу коллегам, они мне не поверят! Что профессор Вольнолюбов… Они будут смотреть, как я сегодня днем смотрела на вас! Ну, хватит, хватит уже!
Она прошла в соседнюю комнату, села за рояль и заиграла, но на этот раз одной рукой, а не четырьмя, какого-то бразильского чижика-пыжика.
Сыграв несколько тактов, она подошла к Раисе, погладила ее по голове и вернулась за стол.
— Спрашивайте, — сказала она, закурив. — Вы же за этим приехали. Только если попробуете мою еду.
Капралов смешал фейжоаду с рисом и начал есть.
— Ваш отец не говорил, как матрешка оказалась…
— …у бабушки с дедушкой? Да-да, говорил. Дед получил ее на экспертизу или на реставрацию, я наверное не помню. Он был заместителем министра культуры во Временном правительстве. Когда большевики устроили переворот, начали грабить музеи и Зимний дворец, он оставил матрешку у себя. Он думал, что на время. А потом они начали все продавать за границу, и он оставил ее навсегда. Он хотел ее сохранить. Они продавали золото и бриллианты, а не искусство. Деревяшку с царским орлом они бы уничтожили.
Ее муж поднялся, объяснил, что ему рано вставать, и ушел в направлении спальни.
— Не очень приятный вечер… — пробормотал в пустоту Капралов. — Мне очень жаль.
— Не извиняйтесь. Ему с нами скучно, ведь он ничего не понимает.
— А как получилось, что вы так хорошо говорите по-русски?
— Папа учил меня. Вы хотите что-нибудь выпить?
Капралов покачал головой.
— Он брал меня в русские дома и в церковь. Он хотел, чтобы я говорила на его языке. Но мой язык все равно португальский. Мои дети по-русски знают лишь несколько слов.
— А можно спросить, как он вообще попал в Бразилию?
— Как сюда попадали после мировой войны… Бежали. Одни от своих, другие от чужих, но все бежали от наказания. Он почти мальчиком попал в плен, выжил, но после войны американцы хотели отдать его в Россию. Тогда он убежал. Вы знаете, что у вас делали с теми, кто попал плен?
— Д-а-а, непостижимо, как он сумел сберечь матрешку…
— Он был очень способный… И у него ничего не было, что терять… Он говорил, что не он берег ее, а она его… Я вас тоже хочу спросить. — Она сузила глаза и подалась вперед. — Вы не похожи на охотника за сокровищами. Но я не понимаю, зачем она вам.
— В двух словах не расскажешь…
— Тогда попробуйте в одном.
— Хочу помочь вашей племяннице. И еще одному мальчику. Я же сказал, в двух словах не расскажешь… А еще у меня тоже есть матрешка. Вернее, была… Такая же, как ваша, Марсела Сергеевна.
— Ха-ха-ха! Марсела Сергеевна? Так меня никогда не звали!
Она облизнула посиневшие от вина губы, словно пробуя на вкус новое имя.
— Точно-точно такая? И ее тоже украли?
— Да.
Она энергично затрясла головой.