Царь-кукла (СИ)

Люди делятся на три категории: на тех, кто обожает Рио-де-Жанейро; тех, кто его терпеть не может; и тех, кто в нем никогда не бывал. Город этот, прославленный футболом, карнавалом и девушкой с Ипанемы (а на шестой части суши еще и Остапом Бендером), никто не покидает равнодушным. Он как недоступная женщина — первые разбивают о него сердца, а вторые, проклиная свою трусость и превознося благоразумие, довольствуются Женевой или Буэнос-Айресом. Недаром слово «город» по-португальски женского рода.

Третьи же…

В Рио жарко почти всегда, но после Нового года наступает фантастическая жара. Сорок, а то и больше градусов. Ливни и ночь не приносят прохлады. Даже карнавальные парады на Самбадроме проводят по ночам, и зрители все равно жарятся на раскалившихся за день бетонных трибунах. Самым естественным образом Рио-де-Жанейро — это место, где хочется обнажиться.

Жара многократно усиливает запахи, и выложенные на португальский манер мозаикой тротуары пованивают прокисшим арбузом.

Город нашпигован фавелами, как телячья колбаса салом, и у туристов, главная заповедь которых — не приближаться к фавеле! — популярен один из самых отвратительных на планете аттракционов — экскурсия туда в сопровождении экскурсовода, как в зоопарк.

Одним словом, всем, кто из третьей группы, лучше отправляться в Доминикану. В Рио и без них уже тесно.

Едва открылась дверь самолета, Капралова со свитой обдало, как из хамама. По лицу Штыкова, переодевшегося в летнюю рубашку, шорты и мокасины, блуждала ехидная улыбка.

— Пожалуй, сперва мы заедем в магазин, — сказал он, глядя на пластиковые пакеты с пальто и свитерами. — Это барахло можете оставить здесь.

— Хорошо, — двинулся к выходу Капралов, — но потом сразу к тете.

— Может, все-таки в гостиницу?

— Потом. Она нас ждет.

— Что за спешка? Дамы с удовольствием примут душ.

— Нет. Дамы потерпят. А вас я, кстати, вообще никуда не звал. Можете хоть на пляж отправляться.

Михаил Африканович ухмыльнулся и пошел следом, бормоча под нос арию Эскамильо: вотрэ тост, та-да-да та-да-да, антренант ан пикадор!

Раисина тетя жила на юге города, в районе Леблон. Чтобы попасть туда из аэропорта, они долго ехали вдоль моря: мимо фавел и причалов, мимо колониальных дворцов и делового центра. Когда машина выскочила из прорубленного в горе туннеля и впереди снова показалось море, сидящий впереди Штыков оживился.

— Это Копакабана, самая известная часть Рио, она тянется километра на четыре. Здесь находится большинство гостиниц.

Они повернули направо и поехали вдоль пляжа по оживленной авениде Атлантика. Михаил Африканович сияющими глазами смотрел на море, пальмы и тротуары, забитые толпами в купальных нарядах и вьетнамках, самой популярной в Бразилии обуви, надеваемой иной раз и в театр.

— Вы наверняка помните, что в Рио все ходят в белых штанах. Но это не совсем так. На новый год на Копакабане, вернее, в акватории устраивают грандиозный фейерверк. Играет музыка, миллионы людей танцуют на пляже и пьют шампанское. Именно в эту ночь нужно надеть что-нибудь белое, на счастье.

Водитель перестроился в правый ряд и начал тормозить.

— Vai, vai na frente! — закричал Штыков. — A gente tá indo para o Leblon agora.[2]

Он повернулся и обвел спутников торжествующим взглядом.

— Вон за той скалой впереди начинается Ипанема. А после нее будет Леблон.

— Поздравляю, — обратился Штыков к Раисе, когда они вылезли из машины перед высоченным кондоминиумом на второй линии от моря, — твоя тетка богата.

— Вы это по дому определили? — осведомилась Елена Константиновна, задрав голову. — По-моему, ничего особенного.

— Здесь самое дорогое жилье в Бразилии. — Он покосился на виднеющийся за домом пляж и махнул рукой в противоположную сторону. — Неподалеку отсюда наше консульство. А чуть дальше ботанический сад. Если б вы знали, как там приятно гулять под теплым дождем по пустынным аллеям.

Капралов, всю дорогу пропускавший его речи мимо ушей, дернул головой. Михаил Африканович умел привлечь внимание психиатра.

Портье доложил об их приходе, и они поехали на четырнадцатый этаж.

Дверь открыла загорелая сухопарая женщина с прической Нэнси Рейган, одетая в короткие шорты, обязательные вьетнамки и алую шелковую рубашку. Золотые кольца и браслеты на ее жилистых руках сверкали каждый раз, когда она подносила ко рту сигарету. На вид ей было около шестидесяти.

— О, целая русская делегация! — почти без акцента воскликнула Марсела Сергеевна Кабрал, с порога осмотрев гостей. — Bem-vindos![3]

Они прошли в просторную комнату с панорамным окном. Белые стены украшали две сочные картины с персонажами конструктора Лего на велосипедах. Вдоль стен жались друг к другу разномастные столики, тумбочки и этажерки антикварного вида с такого же вида безделушками. Правую часть занимали два изящных дивана, обтянутых шелком в золотисто-кремовую полоску, несколько разнокалиберных кресел и журнальный стол, а левую — сверкающий белым лаком рояль. Позади рояля на столике в окружении фарфоровых статуэток стояла матрешка. Увидев ее, Капралов застыл посреди комнаты, не в силах отвести взгляд.