Tsar Effect

— Верно, но осада, скорее, побочный продукт. Главная опасность для нас это не сама Омега, а её флот. Уничтожив его, мы обезопасим наши тылы, а саму станцию сможем брать без спешки, дав время этим головорезам превратится из загнанных крыс в отчаявшуюся шпану, которая предпочтёт суд закона иным, более смертельным альтернативам.

Где-то на этом этапе Ингфлфилд прочёл, что его план начинает вызывать если не согласие и одобрение, то, как минимум, симпатию турианца. Видимо, Кассий за годы в колониях наточил особенно острый зуб на пиратов и прочую, как он сам выразился, «грязь».

— А что касается сил, то я предлагаю провести рокировку. Все тяжёлые соединения объединить в единую группу с отдельными легкими эскадрами во главе с Гранд-флитом. Этого должно хватить, чтобы в относительно короткие сроки нанести достаточно поражений Гегемонии для её вывода из войны. А в это же время, наши легкие силы, усиленные крейсерами и, возможно, парой дредноутов займутся флотом Арии.

— Вы предлагаете нам начать вести войну на два фронта! — Штейнмец недовольно уставился на Инглфилда.

— Мы в любом случае будем вести войну на два фронта. Вопрос только в том, у кого будет инициатива и возможность навязать противнику свои правила.

— Но…

— Достаточно, — Рихтер пресекла начавшийся спор, — мне понравилась идея адмирала Инглфилда. Дерзкая, безусловно, но она мне нравится. Когда будет готов Гранд-флит?

Вот так вот коротко и ясно была поставлена точка в обсуждении, которое имело все шансы затянуться ещё на один такой визит. Более высокому рангу и авторитету без колебаний подчинился и Штейнмец, в глазах которого, впрочем, читалось негодование тем, как легко отмахнулись от его плана. Конечно же, это скоро пройдёт, но день жгущей хуже любой язвы уязвлённой гордости ему был обеспечен.

— Два месяца.

— Что ж, господа, у нас есть два месяца на проработку деталей.

Глава 19

Мир нужно изменять, иначе он неконтролируемым образом начнет изменять нас самих.

Станислав Лем

За спиной Юрьевича и его ассистентов отчётливо щёлкнул замок двери, и теперь никто и, что важнее, «ничто» не сможет покинуть эту комнату без тщательной проверки и обследования. Касается это и самого Вадима с его подчинёнными, несмотря даже на то, что они были в самых совершенных медицинских скафандрах, которые только можно было достать на территории Империи. Помещение представляло собой стандартный малый медицинский блок, выгодно отличавшийся от множества своих раскиданных по галактике клонов разве что более продвинутым и дорогим оборудованием. Также одна из стен была заменена толстым отражающим стеклом, за которым во время всех экспериментов должны были находиться наблюдатели и один ответственный за безопасность офицер.

В центре блока, залитый холодным, почти что стерильным освещением, находился закреплённый на широком операционном столе, напоминавшим скорее атрибут пыточной камеры, пострадавший… или подопытный. Это уже зависит от того, с какой стороны посмотреть. В любом случае, он — причина всех этих издержек, загадка и вызов. Вызов, брошенный Юревичу как учёному, и на котором он помешался настолько, что вынужден был сам себе в этом признаться. Он и сейчас вынужден сдерживать лёгкую дрожь и предвкушение, ведь чем ближе он подходит, тем отчётливее видны светящиеся синим глаза, пронизывающая тело паутина синтетических капилляров, мертвецки-белая местами кожа.

— Ресоциализированный №678-453, как вы себя чувствуете?

Пострадавший тяжело дышал, водя пустым взглядом по медблоку. Теперь всё изменилось — при появлении доктора взгляд полностью сфокусировался на нём.

— В норме. Физический дискомфорт отсутствует. — Голос ресоциализированного был холодным и скрипучим, под стать внешности.

— Вы не спали сто двадцать девять часов, не принимали пищу шестьдесят четыре часа и… вы в норме.

— Да. — Снова холодный и лишённый эмоций ответ, но сложно было ожидать другого от таких как он. Ведь именно такими их и создавал Юревич, бесчувственными и верными орудиями, инструментами в нужных руках.

— Ладно, — уже обращаясь к ассистентам, — запускайте диагностический комплекс…

— Я слышу голос…

***

Ученый поражённо замер, прекратив манипуляции с оборудованием. Как и следовало ожидать, ассистенты последовали его примеру. Кроме назначенного совсем недавно — «птенец» впервые работал в этой группе и ещё не знал, что происходящее сейчас сильно выходило за пределы уже сложившегося здесь понимания нормы.

— Чей голос? — От волнения Вадим перешёл на хрипящий шёпот.

— Не знаю, доктор. Он холодный и далёкий. Я пытался говорить с ним, но он не слышит. Только приказывает, — медицинское оборудование стало угрожающе пищать, фиксируя букет факторов от банальных участившихся пульса и сердцебиения до ряда аномалий, — только приказывает. Он как мёртвый Бог, доктор. Он давно мёртв, но его голос остался. Я слышу его.