В Тушине я бывал три раза. Мог бы и совсем переселиться, но не сделал этого, на то было много причин, среди которых любовь к Москве занимала не первое, но и не последнее место. Мог бывать много чаще, никто мне в этом не препятствовал и не мог воспрепятствовать — никто мне не указ! — но желания не возникало, вот я и не ездил. Чего я не мог, так это совсем не ездить, ибо, когда меня призывают ближайшие мне люди, я с одра смертного встану и на зов двинусь.
За те несколько дней, что прошли с моего возвращения в Москву из Троицы, я много разного наслышался о тушинской столице. Именно — столице! Держава раскололась, и у каждого обломка, как положено, своя столица образовалась. Один царь, Василий Шуйский, сидел в Москве и перебирал в памяти немногие города и земли, сохранившие ему верность, и гадал, сколько еще испытаний выдержит эта верность. Другой царь, Димитрий, властвовавший над большей частью страны, сидел на престоле в Тушине. В необъятной державе не нашлось другого места для двух столиц, кроме как на расстоянии двенадцати верст, так что в ясную погоду их можно было наблюдать воочию.
От такого соседства много неразберихи происходило. Ехали послы в Москву из дальних земель, откликаясь на сообщение о восшествии Димитрия на престол или везя ему присяжные грамоты, а приезжали совсем к другому царю. Хоро-
шо, если добрые люди успевали предупредить по дороге, тогда послы делали крюк вокруг Москвы и приезжали к царю истинному, а случалось, и к Шуйскому попадали, тут уж им приходилось вертеться, как ужам на сковородке, чтобы словом неосторожным не нанести вред своей земле.
Приходили в столицу обозы с данью и с разными сборами в казну царскую, понятно, что тоже только из дальних земель, только там, как оказалось, и сохранились наместники честные. Эти почти все благополучно прибывали в Тушино, Шуйский же, будучи скупцом по натуре, стал им теперь поневоле, с тоской глядя на пустующую казну царскую.
Простые ратники, прибывавшие на подмогу царю-батюш-ке, тоже путались, многие ведь и в Москве ни разу не были, а тут вдруг сразу две столицы увидели и двух царей. Так и ходили, бывало, неделями между Москвой и Тушином, не надеясь разобраться в этой смуте и полагаясь на единственный верный довод — деньги. Но у Димитрия и своих войск было в преизбытке, Шуйскому же нечем было платить жалованье. Иногда, впрочем, приходилось, то-то для него были муки адовы, ведь, как рассказывают, случалось ему и в собственный кошель залезать. Так ему и надо, нечего на чужое место садиться.
Никогда не ошибались по обыкновению только купцы, эти всегда знают, куда им путь держать, где их больший барыш ждет. В Тушино везли возами меха и шелка, камни драгоценные и доспехи искусные, вино и оружие, соль и пряности, гнали табуны лошадей и тучные стада, за все в Тушине платили щедро, и Димитрий с двором своим, и поляки, и казаки, которые счета деньгам не знают. Да и самим можно было по дешевке разных товаров накупить, ведь все награбленное в других городах в Тушино свозилось на большой торг. Но и Москву купцы не обходили, только везли туда пшеницу да рожь, ведь цена на них доходила до семи рублей за четверть1. Николай объяснил мне, что это очень много, такого даже во времена Царя Бориса, при неурожае трехлетием не было. Последние
Четверть — около 9,5 пуда, около 150 кг, пшеницы или 6,25 пуда, около 100 кг ржи.
дни настают, сетовали жители московские. То ли еще будет! Даже мне пришлось на собственном горьком опыте познать через три года, что такое цены, и признать, что семь рублей на четверть ржи — очень божеская цена!