Трущобы Петербурга

В это же время в усадьбе Трутовского жил Владимир — старший сын, не постигший мудрости наук сначала в классической гимназии, а затем в юнкерском училище и принявшийся за хозяйство; нетрудно представить себе, как хорошо оно шло, при отсутствии каких бы то ни было знаний, постоянных кутежах и попойках. Единственно, что перешло от отцов к их сыновьям — это дружба, которую, впрочем, последние всегда обильно смачивали вином. Дружба эта не прекращалась между Иваном Трутом и Владимиром Трутовским и тогда, когда последний нежданно-негаданно женился, — женился под пьяную руку, на особе не без прошлого, не дворянке, старше себя и даже некрасивой.

Единственной и хорошей чертой характеров Трута и Трутовского было то, что оба они были страстные охотники; охотились они и с борзыми, и с легавыми, и просто с одним ружьем без собак; они часто исхаживали громадный пространства болот и полей, постреливая перепелов и дупелей. Вот на этой-то почве с ними познакомился и я; правду сказать, оба они были бы славные парни, если бы не водка и хотя бы малейшее желание трудиться, а не постоянно баклушничать. Охотники же они, повторяю, были ярые, завзятые, и при звуке охотничьего рожка или выстреле у них проходил всякий хмель, но, в свою очередь, где-нибудь на привале, в поле или на болоте, они могли напиваться вдрызг.

Как-то раз, под осень, охотясь с ними, я обратил внимание, что Трут страшно спешит выпалить, да еще по какой дичи — по дупелям, которых стрелять всего легче. Присмотревшись к нему, я заметил, что он не пьян, а как-то хмур и рассеян.

— У вас, Иван Петрович, словно заряды без дроби, так вы отчаянно палите; что это, батюшка с вами? — спросил я Трута, когда мы сошлись покурить.

— И сам не знаю, что значит; правда, как будто одним порохом стреляю. Это, должно быть, все проклятый сон наделал.

— Какой сон?

— Да мне третьего дня снился и отчасти уже подтвердился в действительности. Скверный сон, я вам доложу.

— Ну, пустяки; просто, верно, вы выпили изрядно на ночь, ну и приснится, конечно, всякая ерунда.

— Кабы ночью да пьян был, так оно, пожалуй бы, ничего и не приснилось, а то, представьте, днем, перед обедом, у Владимира Ивановича заснул и совершенно был трезв.

— Ну что же такое снилось, расскажите?

— Скверное и страшное, батюшка, снилось. Пришла будто бы ко мне покойница матушка, нежно так на меня посмотрела, а потом взяла за руку да и говорит: «Видишь ли, Ваня, я пришла тебя предупредить, что если ты своей беспутной жизни не бросишь, то с тобой случится страшное несчастье, а какое, тебе может сказать гадалка Химка в Перловом хуторе»; перекрестила меня и исчезла. Я сейчас же проснулся и, верите ли, весь был мокрый от холодного пота; руки, ноги трясутся…

— Ну и только?

— Сна только и было, а продолжение его — уже настоящая действительность. Нужно вам сказать, что я никакой гадалки Химки не знал и о ее существовании ни от кого не слыхал, да и на Перловском хуторе был всего один или два раза, да и то давно. Сон этот так запал мне в голову, так я себя скверно после него чувствовал, что на другой же день, то есть вчера утром, отправился в Перловку проверить, есть ли там действительно гадалка Химка. И что же вы думаете — гадалка Химка действительно оказалась!.. Мне показали её избу и рассказали про нее чудеса. Я прямо так и опешил, но все-таки отправился. В темной низенькой избенке встретила меня очень древняя старуха, совершенно высохшая и седая, олицетворявшая собой скорее гоголевскую ведьму, чем обыкновенную крестьянскую старуху. Я рассказал ей о цели своего визита, и она, не спрашивая меня, кто я такой, где живу и чем занимаюсь, а только долго смотрела мне в глаза, потом взяла руку и тоже внимательно ее рассматривала, а затем уже прямо и выпалила: «Пьешь много, панич, друга имеешь, через него и на тот свет скоро отправишься. В поле, на охоте умрешь». Я сунул ей в руку несколько серебряных монет и как сумасшедший вылетел от неё, и с тех пор вот я покоя не найду, совсем руки опустились от речей проклятой старухи, а вы говорите — палю отчего!..

— Какая ерунда! Это простая случайность, и больше ничего. Не придавайте этому никакого значения, а вот действительно пейте поменьше, это вообще будет полезно, — успокаивал я Трута.

ПРОШЕЛ ГОД, В течение которого, занятый службою и поездкой в Петербург, я не только не охотился с Трутом и Трутовским, но даже не видался с ними и ничего об них не слыхал. Вдруг в нашем городишке, где помешалась моя камера, разнесся слух, что Трут и Трутовский поссорились на охоте и Трутовский уложил Трута на месте. Труп Трута нашли пастухи в степи на другой день, в страшно обезображенном виде; около него собака и ружье.