Трущобы Петербурга

Он быстрыми шагами шел к себе домой на Морскую. Вдруг он почувствовал, что кто-то толкнул его под локоть и сказал:

— Ну, иди же!

Матвей оглянулся, но около него никого не было. Были прохожие, но очень далеко от него.

— Это брат требует, — пробормотал Матвей и почувствовал, как волосы у него под шапкой становятся дыбом.

Он почувствовал, что нужно еще выпить. Как раз перед ним краснела вывеска трактира. Он вошел туда.

Народу там было много, все говорили.

— Что же, живого подняли? — спрашивал один посетитель другого.

— Говорят, что будто дышит еще.

— При нем, сказывают, много денег нашли.

— Известно, проклятый убивец знал наверно, убил, а ограбить не успел.

Повсюду разговор был только об убийстве. Матвей не выдержал, хотел было уйти, но сперва подошел к стойке, потребовал полбутылки, сразу выпил и грохнулся на пол.

Его повезли в часть на вытрезвление. Под утро он проснулся, но не почувствовал себя легче. Страшные угрызения совести мучили его. Он теперь только сознавал, что убил человека честного и великодушного. Посейчас, как гром, гремели в его ушах последние слова покойника: «Ну, Матюша, не серчай, пожалуйста».

Его выпустили из части. Матвей шел, сам не зная куда, все бормоча «зачем?» В одной из улиц мелькнула перед его глазами вывеска.

— Иди, иди! — послышался над его ухом голос, и опять толчок в локоть.

Оглянулся Матвей, опять нет никого.

Он снял шапку, перекрестился и сквозь слезы произнес:

— Прости, Ваня, ты требуешь, я пойду!..

Он вошел в участок, встал на колени и громко произнес:

— Простите, православные, я вчера убил своего родного брата Ивана! Вяжите меня!

Матвея немедленно арестовали.

Эпилог

НО СУДЬБА РЕШИЛА иначе. Иван был тяжело ранен, но не смертельно. Нож злодея не попал прямо в сердце, а прошел мимо, задев легкие. Пролежав в больнице два месяца, он выздоровел. Во время его болезни от его постели не отходила жена.

— Все теперь прошло, мой милый, перевелись теперь наши злые вороги, заживем теперь спокойно.

И он выздоровел, скорей от прилива счастья, чем от болезни. Пока болел Иван, его бывший хозяин Владимир Антонович праздновал пышную свадьбу. Он женился на Олимпиаде Кравцовой. На этой свадьбе был и Бухтояров со своей женой.

В последние годы Иван Дементьев по примеру жены тоже принялся за самообразование под руководством Владимира Антоновича. Старушка Иринья сильно постарела. Дядя Елизар тоже значительно сгорбился, но оба помолодели сразу после следующего неожиданного случая.

К их избе подкатил дорожный экипаж, в котором сидели очень красивая дама и средних лет господин, похожий на именитого купца. Барыня бросилась обнимать бабушку Иринью. Та только крестилась, глядя на незнакомую барыню.

— Милая мамочка, неужели ты не узнала свою Марьюшку?

— Да неужто… Спасибо, барыня милая, жива ли она?

— Да я же сама и есть, а вот твой сынок, гляди!

Плотный Ваня вовсе не походил на прежнего Ивана.

Он солидно здоровался с дядей Елизаром и говорил:

— Все было бы хорошо, да Матвея жалко, погубил он себя!

— Так ему и надо, окаянному! — возмутился дед. — Ишь ты, на родного брата руку с ножом поднял. Мало ему каторги двадцать лет, вообще бы удавить надо.

Потом муж с женою посетили отца Павла, и батюшка был страшно доволен, что так счастливо закончилось дело, и предложил отслужить благодарственный молебен. Он также сожалел об участи Матвея.

Ланцов за совершение неоднократных убийств и множества преступлений приговорен к смертной казни через повешение, остальные приговорены кто к ссылке, кто к каторге.

Олимпиада очень счастливо живет с Владимиром, несмотря на то что она старше его годами, но зато она взяла красотой, умом и честностью.

Уголовные истории [11]

Драма в степи (Рассказ судебного следователя)

НЕ ЛЕГКОЕ ДЕЛО выпало на мою долю в первые же годы моей судебной практики в одной из южных губерний.