Трущобы Петербурга

Иван стоял на улице и о чем-то разговаривал с постовым городовым. Увидя подъезжающего молодого барина, он отошел от своего собеседника и пошел ему навстречу.

— У тебя есть мелочь? — спросил Владимир Антонович, почти на ходу соскакивая с саней.

— Есть. Сколько прикажете?

— Отдай извозчику семь гривен, а потом зайди ко мне.

— Слушаю-с.

Корнев направился в свою квартиру и прошел через кухню, где Анна Ивановна с кухаркой возилась около плиты.

— Я так и предчувствовала, что ты придешь поздно, потому и не спешила с обедом, — обратилась она к племяннику, — обедал ли ты сегодня?

— Я не понимаю, как человек, имеющий в кармане деньги, может быть голодным, — ответил тот, бросая на руки прислуги шубу и шапку. — И представить себе, тетенька, не можете, у кого я обедал.

— Понятно, не могу, раз ты не скажешь.

— У супруги нашего дворника Ивана.

— Что?

— У супруги нашего Ивана, то есть у Марьи Васильевны, госпожи Дементьевой!

Анна Ивановна покачала головой:

— Видишь, какую честь оказала дворничиха, которую ты так величаешь.

— Да позвольте, чем же она виновата, что муж ее дворник, а не действительный тайный советник? Я знаю только то, что я видел, поймите, не бабу, а даму, приличную, замечательно хорошенькую, живущую скромно, в приличной обстановке. Постойте, кажется, идет Иван, вот я его порадую. Иди сюда! — крикнул из кабинета Владимир Антонович.

Тщательно отерев ноги об лежавший у порога мат, Дементьев вошел в кабинет хозяина, который, стоя у письменного стола, что-то шарил у себя в карманах.

— Фу ты, черт… Куда я девал… Тетя! Нет ли там, в кармане шубы, свертка? Садись, Иван Дементьевич, вот сюда, в кресло… Ах, какая досада, такой был у меня прекрасный дворник, и я должен его лишиться. Да садитесь же! — крикнул он, сразу переходя на «вы».

Иван изумленно таращил глаза, но все-таки, сказав «благодарю покорно», сел в ожидании, что такое будет. Владимир, держа в руке принесенный сверток, вспоминал, что, прощаясь с ним, Кравцова сказала:

— Будьте так добры, передайте это Ивану, пусть облегчит свое положение. Тут шестьсот рублей. По возможности, утешьте его и скажите, что Маня не такая женщина, как о ней говорят подлые люди, которым нужно погубить их обоих. И представьте себе, кто их самый страшный враг, жестоко их преследующий… его старший брат Матвей! От него я оберегаю Машу, как от дьявола, на которого он и похож в самом деле.

И теперь, сев за стол и положив сверток под руку, Владимир взглянул на Ивана, который сидел, выпрямившись, словно аршин проглотил.

— Ничего, если я войду, это не секрет? — спросила Анна Ивановна.

— Какие могут быть от вас секреты, тетя, наоборот, вы тут-то и нужны. Присядьте, я вам расскажу, что сегодня со мной случилось.

При этом Владимир подробно рассказал свое приключение с портфелем. Он до последнего слова умолчал об именах двух этих красавиц и особенно напирал на то, что они хотят делать с весны.

— Как это совпадает с твоими намерениями, — сказала тетушка.

— Затем произошел разговор об убийстве моего отца. Тут я рассказал о своих бедствиях, обе участливо слушали, и потом между ними произошел легкий спор о том, что не лучше ли основать приют для погибающих детей здесь, в Петербурге, другая стояла за деревню. В конце концов они порешили на том, чтобы основать обширную колонию в провинции и несчастных, погибающих детей перевозить туда, там, мол, и воздух лучше, и дурных примеров не будет.

— Ах, какие они славные! — воскликнула Анна Ивановна. — К тому делу я думаю, не мешкая, присоединиться.

— Право, не знаю. В разговоре про себя я, между прочим, упомянул про встречу с тобой в трактире на Сенной и о прочем, но когда я, не зная все еще, с кем говорю, сказал, что у тебя пропала жена и что про нее носятся разные подлые слухи, вдруг младшая из них сильно побледнела, пошатнулась и упала без чувств!.. Я, понятно, был страшно перепуган, но потом все объяснилось. Упавшая в обморок, Иван Дементьевич, была ваша жена!

— Господи! Да неужели это правда! — воскликнул Иван дрогнувшим голосом, и из глаз его хлынули слезы.

— Да, это была она, твоя жена, милая и прекрасная женщина. Выходя, я узнаю, что весь дом, где они живут, благословляет их. «Это, — говорили мне швейцар и дворник, — два ангела, поселившиеся к нам неизвестно откуда». Их благословляют подвальные жильцы, их маленькие дети, к которым во время беды, как с неба, является внезапная помощь. По обыкновению это делается так: утром является дворник и приносит дрова. Пока он их складывает, является твоя жена с записной книжечкой в руках и спрашивает: «Ну, как у вас там… есть еще непоправимые?» Дворник уже знает свое дело, и он начинает докладывать, что в номере таком-то не платят за квартиру такие-то, сильно голодают такие-то, та записывает, а потом выносит запечатанные конвертики. Сами посудите, какая радость этих бедняков, получивших помощь в несколько рублей. Живут они сами уединенно, никого к себе не допускают, особенно мужчин. Швейцар был удивлен, когда узнал, что я ими был принят, да и то благодаря этому портфелю.

— Вот, а клевета делает свое, — с негодованием произнесла тетушка.