Трущобы Петербурга

Так проводил он целые дни в трактире, затем возвращался домой с полным бумажником векселей и расписок и затем, переодевшись в полный костюм нищего, ходил по мелочным лавкам, лабазам и прочим торговым заведениям, выпрашивая или скупая у других нищих грошики. Этой мало ходячей монеты у него скоплялись целые мешки. Владимир, понятно, был очень доволен отсутствием своего отца, по крайней мере, он на время избавлялся от надзора над каждым его шагом и движением и вечного ворчания.

— Господи, да когда же будет конец этой невыносимой жизни в грязи, в холоде? — говорил Владимир, который никогда даже бани не видал, потому что отец называл это телячьими нежностями и переводом денег, поэтому все тело старика, не переменявшего белья, так и кишело насекомыми.

Так длилась жизнь молодого человека, подававшего лучшие надежды в будущем. Но теперь, в силу печальных обстоятельств, начинавшего постепенно становиться алкоголиком. Но вскоре и эта жизнь привела к неожиданной катастрофе.

Это было рано утром, около семи часов, когда Владимир, выпив с отцом стакана два чая (сахару, как излишней роскоши, не полагалось) и втайне подкрепившись водочкой, энергично сгребал с панели выпавший за ночь снег, между тем как старик начал собираться по своим делам.

А дел на этот раз предстояло немало. Во-первых, нужно было сегодня с помощью судебного пристава выселить из квартиры жильца, не заплатившего в срок. То был бедный отставной чиновник, у которого была чахоточная жена, вечно кашляющая, и трое маленьких ребятишек.

Напрасно он клялся перед Антоном Федоровичем всеми святыми, что отдаст немедленно после получения от кого-то пособия, но ни эти уверения, ни жалкий вид больной женщины, ни ребятишки, ничто не могло возбудить похожего на жалость в этом черством сердце. А сегодня надо получить исполнительный лист, затем нужно подать взыскание по векселям и распискам.

Забрав все эти документы, надев шинель и фуражку и заперев свою квартиру, старик направился к квартире неисправного жильца. В эту минуту жилец колол на дворе дрова.

— Здравствуйте, дрова колете? — обратился к нему Антон Федорович.

— Как видите, — ответил тот.

— Дрова хорошие, березовые…

— Да, березовые.

— Вот видите, я, хоть и домовладелец, не в состоянии отапливать себя березовыми дровами, а вы можете.

— Дрова эти у меня не покупные.

— Неужели вам дают их даром?

— Сколько угодно. Не поленитесь взять саночки и пойти к лесному двору. Там, если дадите гривенник сторожу…

— Гривенник?

— Куда! Разве дается что-нибудь на свете даром? Наберете за гривенник полные сани, вот на неделю и хватит.

— Ну, это дорого. Сегодня, во всяком случае, ожидайте судебного пристава.

— Пристава? Да помилуйте, у меня еще квартиры нет, куда я денусь с больной женою и ребятишками?

— Это до меня не касается, — сухо отвечает Антон Федорович.

— Слушайте, неужели вы не можете подождать трех дней?

— Не могу!

— У меня вчера получена повестка на получение пособия.

— Ничего не знаю.

— Фу ты, черт возьми! Да подождите же немного.

— У меня правило! Аккуратность прежде всего-с.

Антон Федорович мрачно уходит. Жилец злобно смотрит на него.

— Вампир чертов! — кричит он ему вслед.

Антон Федорович делает вид, что не слышит, и ускоряет шаги. Выйдя за ворота, он видит Владимира, который стоит, опершись на лопату.

— Надо дело делать, а не стоять, — замечает ему отец. — Я и то работаю.

— Устал и отдыхаю, — отвечает тот.

— Лентяй! Я в твои года такую панель в десять минут очищал.

— Это верно. Вам, наверно, чем-нибудь платили?

— Ах ты, негодяй! Ты еще дерзости отцу будешь говорить!

— Никакой тут дерзости нет, а с ваших обрезков хлебных ног не потащишь.

— От чего же я…

Владимир только злобно отмахивается и с ожесточением вновь принимается за работу. Старик, что-то ворча под нос, удаляется. По уходе отца Владимир, наскоро покончив с панелью, уходит в свою кухню.

В девятом часу появляется Марфа с судком с кушаньем.

— Здравствуй, Марфушка! — радостно встречает ее Владимир. — Как здорова тетя?

— Слава богу! Ну, а как этот идол?

— День ото дня хуже. Должно быть, перед смертью.

— Скорей прибрал бы его Господь, а то и не живет и людям мешает жить!

— Что же делать, видно такая судьба.

— Измучился небось?

— Да, попробуй-ка один вычистить весь двор да воду по всему дому разнести.

— Ох, не говори. И без всякой пищи.

— Спасибо тетушке, она поддерживает, а то прямо хоть беги.

— Барыня вот прислала тебе пять целковых. Говорила я ей, что у тебя сапожонки плохие.

Марфа вынула из кармана пятирублевую бумажку и отдала Владимиру. В приливе благодарности он чуть не заплакал.

— Беда, если увидит отец такие деньги, отымет.

— А ты припрячь подальше.

— И то, припрячу…

Марфа ушла, сопровождаемая благодарностями.

Рассчитав, что отец придет не скоро, Владимир поставил закуску на кухонный стол и, раскрыв судки, он с наслаждением вдыхал в себя запах вкусных, только что подогретых вчерашних щей, в которые был положен кусок говядины, а во втором судке вкусное жаркое и, кроме того, половина пирога.

— Да, перед такой закуской не грех и выпить, — решил Владимир и побежал в ближайший кабак за водкой.