Трудно допросить собственную душу

Это подкосило Анну. Она по-прежнему не понимала, что могло случиться на подходе к ее квартире, и сперва даже не связала это с тем обстоятельством, что за квартирой следили. Просто смотрела, как Агнесса Михайловна садится в машину, захлопывает дверцу, даже не взглянув вверх, на окна, и уезжает. Машина тронулась с места резко, порывисто, так что можно было предположить, что ее хозяйка была чем-то разозлена. А потом случилось нечто еще более странное — из подъезда вышел парень, в черной куртке и темных очках, подошел к той машине, где читал газету кредитор, постучал по стеклу согнутым пальцем и протянул туда… Тот самый пакет! Анна сразу его узнала, узнала булку, пакеты с молоком и прочее… Кредитор открыл дверцу, взял пакет, затянул его в машину, сказал что-то парню, и тот быстрым шагом вернулся в подъезд. А Владимир Николаевич, если его на самом деле так звали, высунулся из окошка и, глядя прямо на Анну в окне, помахал ей рукой и издевательски улыбнулся. Она отпрянула от окна. Теперь ей все стало ясно. Следили не только за подъездом, следили даже за дверью ее квартиры. Все планы насчет того, чтобы попросить соседей сходить в магазин, рухнули — она ни за что не открыла бы теперь дверь. Больше всего она боялась пустить кого-нибудь в квартиру. Ей было непонятно только то, как смог этот парень уломать Агнессу Михайловну, такую несговорчивую даму, отдать ему пакет. Ведь она его явно не знала, зато знала, что Анна сидит дома «больная» и ждет ее! Это было выше ее понимания. Зато теперь ей было ясно, что никто не сможет ей помочь. Уж если Агнесса Михайловна сдалась… Но почему она сдалась?! Анна не знала ее домашнего телефона, могла только позвонить ей на работу, но для этого надо было пережить следующую ночь…

Алиса появилась в дверях столовой, постояла молча, потом тихо сказала:

— Мам, я, наверное, могу выйти из квартиры.

— Что? Ах, ради бога, иди к себе! — испуганно отозвалась Анна.

— Почему? Они меня не остановят!

— С какой это стати тебя не остановят?! Я никуда тебя не отпускаю, заруби себе на носу! — Анна говорила нервно, совсем забыв, что перед нею — собственная дочь. — И хватит дурить мне голову, положение серьезное! Дай мне подумать!

— Ты уже столько думаешь и все еще ничего не придумала! — возразила Алиса. — Мам, я выйду, ничего не случится!

— Да зачем тебе выходить?

— Я хочу шоколадку.

Это детское требование обессилило Анну. Ребенок хочет шоколадку, что может быть естественнее? И что может быть ужасней в ее положении? Анна чуть не заплакала от собственной беспомощности. «До чего я дошла! — подумала она, с трудом сдерживая подступающие слезы. — И все из-за него! Ну где же он, в конце концов?! Если он жив и здоров, если знает, что здесь крутятся его кредиторы, как он мог допустить, чтобы они давили на нас! Он просто негодяй!»

— Алиса, даю тебе слово, завтра мы выйдем отсюда! — сказала она. — Я что-нибудь придумаю!

— Ты ничего не придумаешь! — Алиса вдруг разревелась, прижимая руки к лицу, вздрагивая всем телом. — Это все он, он! Я его ненавижу!

«И она права, — сказала себе Анна. — Что еще, кроме ненависти, может она испытывать к Олегу? А я дура, дура… На что мне было надеяться?! Новая семья… Как же, новая жизнь, все старые проблемы остались позади, впереди только счастье с Олегом! Так я себе говорила, когда бегала за ним?! Дура, слепая дура!»

— Мама, можно я позвоню папе?! — спросила Алиса, все еще всхлипывая и вытирая слезы кулаками. — Он приедет и заберет нас отсюда…

— Не говори глупостей… — машинально ответила Анна. — При чем тут отец?

— Он мой папа!

— Ну и что? Мы не в том положении, чтобы ему звонить. — Анна говорила довольно спокойно, может быть, потому, что сразу решила для себя — никакой помощи со стороны Павла! Это унизительно, это непорядочно, это просто капитуляция перед обстоятельствами! Она порвала с ним по своей инициативе, значит, теперь должна высоко держать голову, не признавать, что не может без него обойтись… И еще — обращение к постороннему человеку за помощью могло подставить Олега. Она по-прежнему боялась обнаружить перед кем-то, что в ее новой семье совсем нет мира и порядка…

— Но он мне обещал!

— Что? О чем ты говоришь?

— Он мне обещал, что сразу приедет, как только мы его позовем!

— Мы? Кто это — мы? — Анна в ужасе смотрела на нее. — Ты что, сговаривалась с ним за моей спиной?

— Почему за твоей спиной… Мама, ты ведь сама будешь рада, когда мы отсюда уедем? — умоляющим тоном спросила девочка. — Ну правда же? Мам, тебе ведь здесь тоже плохо?

Впервые она заговорила открыто, и у Анны пропали последние надежды на то, что девочка сможет привыкнуть к Олегу. Одно дело было думать об этом про себя, совсем другое — услышать такое признание от дочери. И она поняла, что ей не выстоять. Надо было пойти на уступки, дочь совершенно ясно дала ей это понять.

— Хорошо, — ответила Анна после долгого молчания. — Позвони ему. Скажи, чтобы…

— Мамочка! — взвизгнула дочь и бросилась к ней на шею.