Трудно быть духом

Вернувшийся в коллектив «дух» немного порозовел от смущения и негромко буркнул, прощая всех:

— Вольно…

Майор Колобков любил поговорить по душам с личным составом. Личному составу эти разговоры были на фиг не нужны. Но возражать Колобку никто не отваживался. Старшина второй роты сидел в кабинете напротив майора и мучился, отвечая на дурацкие вопросы.

— Ну… как служба?

— Спасибо, помаленьку…

— Что новенького в роте?

— Спасибо, ничего…

— Молодых не обижают?.

— Фактов неуставных взаимоотношений не зафиксировано…

Колобков ехидно переспросил:

— Ага… Стало быть, они есть, но просто не зафиксированы?

— Обижаете, товарищ майор…

— Шучу…

Покончив с обязательной частью разговора, Колобок перешёл к произвольной:

— Я вот чего тебя вызвал… У тебя как с патриотическим воспитанием?

Старший прапорщик Шматко, не моргнув глазом, заверил:

— У меня всё в порядке, товарищ майор!. Воспитан!. В духе, так сказать!.

— В этом я не сомневаюсь… А вот бойцы твои как воспитаны? На «Терминаторе»? Или на «Офицерах»?

— Ну-у… Не знаю. Я-то сам телевизор редко смотрю, — ловко уклонился Шматко.

— И правильно делаешь! — неизвестно почему обрадовался майор. — Нашему телевидению давно пора яйца оторвать! Крутят порнуху американскую. Своими матрицами все мозги молодёжи запудрили! А исправлять приходится нам. Согласен?

— Товарищ майор, что-то я не пойму…

— Короче! — пояснил Колобков. — Я тут фильм заказал… Завтра привезут. Организуй своих бойцов. Надо чтобы все посмотрели!

Старшина вяло поинтересовался:

— А какой фильм?

— Хороший! «Два бойца»! Классика, можно сказать, мирового кинематографа! Собери по тридцать рублей…

— По тридцать?! — обалдел старший прапорщик.

Колобков с энтузиазмом потёр руки:

— Вот и я удивился, что дёшево! За такой фильм!

Шматко попытался соскочить с крючка:

— Товарищ майор, а если они не захотят? Кино — дело добровольное…

Но от Колобка ещё никто, кроме жены, не уходил.

— Вот мы и посмотрим, как ты своих бойцов в духе патриотизма воспитываешь! — сурово припечатал он, явно намекая на штрафные санкции…

Ссориться с заместителем командира было делом хлопотным.

Старшина второй роты против ветра… вообще ничего делать не любил.

Поэтому он построил бойцов и сказал речь:

— Товарищи солдаты, в предстоящие выходные в части будет демонстрироваться художественный фильм! Впервые на киноэкране нашего клуба! Классика мирового кино! Желающие посмотреть должны сегодня сдать по тридцать рублей! Кто желает, выйти из строя!

— Товарищ прапорщик, а какой фильм? — спросил кто-то. Видимо, сильно умный.

Шматко тоже идиотом не был.

— Я же сказал, классика мирового кинематографа! Ну?! Кто желает?

— Нет, ну товарищ старший прапорщик, скажите, как фильм называется? — подал голос младший сержант Фомин.

— Как называется, как называется… Какая разница! Ну, допустим, «Эммануэль» называется… — высказал старший прапорщик предположение.

— Что, правда «Эммануэль»? — поразился сержант Прохоров.

— Я же сказал, классика! — ускользнул от прямого ответа Шматко. — Ну, кто желает?

Вся рота сделала шаг вперёд. Старшина вспомнил про патриотическое воспитание и пробурчал:

— Кто бы сомневался!.

На вечерний просмотр классики народ прибыл организованно.

Солдаты второй роты под руководством старшины расселись по местам. Сам вдохновитель приобщения к искусству энергично покрикивал:

— В проходах не толпимся! Чего стали?! Садимся! Мест хватает!

Наконец все, кроме него и сержанта Прохорова, разместились.

Шматко, на всякий случай, пересчитал личный состав. Прохоров продолжал скромно стоять рядом, прислонившись к стене.

— Двадцать шесть, двадцать семь… — пробормотал старшина. — Прохоров, чего встал? Садись!

— Я постою, товарищ старший прапорщик, — негромко ответил сержант.

Шматко возмутился:

— Что значит «постою»?! Ты что, весь фильм стоять будешь?

— Товарищ старший прапорщик… На «Эммануэль» не только он стоять будет! — брякнул рядовой Евсеев.

Рота дружно захохотала. Старшина рыкнул:

— Отставить! Отставить смех, я сказал! — Он дождался, пока бойцы успокоятся, и добавил: — А ты, Евсеев, ещё что-нибудь вякнешь… Сам у меня вместо Эммануэли будешь!

В зале снова раздался громовой хохот. Перекрикивая смех, Шматко скомандовал в окошко киномеханика:

— Давай! Начинай!

Свет в зале погас. Старшина присел с краю, рядом с младшим сержантом Фоминым, и шепнул:

— Прохоров, ты долго там маячить будешь?! Давай, бросай куда- нибудь свою задницу!

Фомин негромко промычал, держась за щёку:

— Товарищ старший прапорщик, а у него сейчас задница — самое больное место…

— В смысле?

— Да чирей у него там!

— А-а! — сообразил Шматко. — А у тебя что?

Фома страдальчески простонал:

— Зу-уб!

— Так ты его что, за попу укусил? — простецки хохотнул старшина, доказывая, что и сам не чужд шутки-юмора…

На экране пошли титры фильма «Два бойца». Фома недоумённо наклонился к уху старшины:

— Товарищ старший прапорщик, это что? Журнал перед фильмом?

Тот невозмутимо отмахнулся:

— Альбом!. Не мешай смотреть!

Через некоторое время народу стало ясно, что вместо зарубежной «Эммануэли» им подсунули вполне отечественный продукт. Личный состав начал недовольно перешёптываться. В зале послышался гул.