Трудно быть духом

Вакутагин перевернулся на другой бок, засыпая. Ходоков босиком, на цыпочках прокрался к выходу из казармы. Он осторожно прошёл мимо дневального. Тот не двинулся, продолжая похрапывать.

Ходоков аккуратно прикрыл за собой дверь, на несколько секунд прислушался к тишине, затем на цыпочках подобрался к ящику «ДЛЯ ЖАЛОБ И ПРЕДЛОЖЕНИЙ». Он задрал майку, достал из-под резинки трусов сложенную записку и сунул её в щель ящика…

Записка почему-то проваливаться не пожелала. Ходоков присмотрелся и обнаружил, что щель аккуратно заклеена прозрачным скотчем.

— Что, не лезет? — участливо спросил его из-за спины голос младшего сержанта Фомина.

Ходоков резко дёрнулся, оборачиваясь.

На входе в казарму стояли сержанты. А за их спинами… вся рота!

Фома размеренно проговорил:

— Там уже места нет… От твоих жалоб… Ты нам пожалуйся… Или предложи, чего тебе там не нравится…

Ходоков на секунду задумался… И вдруг бросился к выходу на улицу. Он успел сделать всего пару шагов. Дверь резко распахнулась.

На пороге, улыбаясь, застыл рядовой Евсеев.

— Сюрпри-из! — зловеще протянул он.

Стукач испуганно попятился. Сержант Прохоров попросил:

— Ну, чего у тебя там? Дашь почитать?

Загнанный в угол Ходоков посмотрел на записку и резко сунул её в рот, собираясь проглотить.

Прохоров сделал шаг вперёд. Железный кулак сержанта врезался в живот «духу». Тот рухнул на колени, невольно выдыхая.

Записка вывалилась на пол. Фома неторопливо поднял её, мельком пробежав глазами.

— Ого, сколько написал!. Толстой бы обзавидовался…

Ходоков, стоя на коленях, вдруг заплакал. Прохоров равнодушно спросил:

— Что он тебе пообещал?

— Кто? — всхлипнул стукач.

— Кто?! Колобок!

— Сказал, что в отпуск отпустит… домой…

Фома сказал, обращаясь к остальным:

— Слыхали? Он по мамке соскучился…

Ходоков поднялся.

— Я не хотел… Честно! Он меня пугал.

— Кабанову это расскажешь, — тихо произнёс Прохоров.

Он толкнул стукача в сторону казармы. «Духи» расступились.

Ходоков влетел внутрь. Толпа тут же сомкнулась.

— Только не убейте… И чтоб тихо было… — попросил сержант, заходя в казарму вслед за всеми.

Оставшись в коридоре один, Фома ещё раз прочитал записку.

Потом, ухмыльнувшись, отодрал скотч с ящика и опустил бумажку в щель…

Старшина роты читал газету «На страже Родины». Последний, оставшийся в живых экземпляр.

В каптёрку заглянул радостный капитан Зубов. Он расплылся в улыбке, будто собирался взять в долг пару тысяч:

— Николаич, как думаешь, есть справедливость на свете?

— В каком смысле? — осторожно убрал газету старший прапорщик. — Вообще? Или в частности?

— В смысле частной собственности!. Машину мою нашли!

Прикинь!

— Значит, справедливость есть, — рассудил Шматко.

Зубов плюхнулся на стул:

— Так это… Давай свой аккумулятор! Беру!

— Вот здесь справедливость заканчивается, — огорчил его старшина. — Сразу брать надо было. Ты думал, я его всю жизнь для тебя держать буду? Нету аккумулятора! Продал!

— Жаль! Я ж думал, машина с концами… Зря мы всё-таки милиции нашей не доверяем. Худо-бедно работают ребята. За городом нашли.

Правда, без колёс, но всё остальное на месте!

Шматко вдруг обрадовался:

— Без колёс?! Так это же здорово!. Ну… что нашли — здорово! Есть всё-таки справедливость!

Он вскочил, устремляясь к шкафу.

— Товарищ капитан, не желаете ли взглянуть? Специально для вас!

Колёса в ассортименте! В количестве трёх штук. Четвёртое скоро подвезут!

Ротный потрясённо заглянул в недра шкафа:

— Ты что, ясновидящий?!

— Запасливый!. Всего тридцать у. е… Только для вас!

— Вообще-то я за двадцать пять брал…

— Торг уместен! Ты смотри, смотри!. Практически новые!

— Ага! — согласился с ним капитан, выкатывая колёса из шкафа. — Я перед самой кражей точно такие же купил! И протектор такой же… — он ошеломлённо уставился вниз. — Новые, говоришь? А вот здесь вот царапина… У меня, кстати, на одном такая же была… Когда ставил, ключ соскользнул… А тут протектор с дефектом… А на этом ниппель облуп…

Слушай, Николаич, откуда они у тебя?.

Шматко испуганно забормотал:

— У меня? Так я это… купил! То есть, поменял… Легально!

— Понимаешь, какая штука, Николаич… Это колёса с моей машины! — веско произнёс ротный.

— Да не могут они быть с твоей машины… Мало ли колёс… на свете… Я здесь ни при чём… Я ж говорю… это знакомый… знакомого… Ты что, мне не веришь?!

— Верю-верю. И где-то даже благодарю… — Зубов улыбнулся.

— З-за что?.

— За то, что вернул мне мои колёса! — капитан пожал старшине руку.

Тот открыл рот:

— Подожди… Как это — вернул? А… э… деньги?!

— Так. Стоп. То есть ты хочешь, чтобы Я… КУПИЛ у тебя… СВОИ колёса? — с искренним удивлением спросил Зубов.

В ответ товарищ старший прапорщик что-то промямлил, не находя слов. Ротный похлопал его по плечу:

— Ладно, не волнуйся… Я в долгу не останусь! С меня бутылка.

— Тогда уж давай три… По бутылке за колесо, — как-то грустно предложил Шматко, понимая, что бизнес рухнул.

— Ладно, буржуй! — хохотнул Зубов. — А где, ты говоришь, четвёртое?.

Злющий до ужаса Колобок ворвался в казарму второй роты, сея вокруг себя панику.

Не обращая внимания на дневального, он с ходу заорал на командира роты: