Вакутагин скромничать не стал:
— Да. Нужно трава одну найти! Бубен у меня есть! Я оленям каждый неделя…
Фома простонал:
— Хрен с ними, с оленями… На людей-то это как действует?
— Шаманы говорят, что люди — это тоже олени… Только в новой жизни! — успокаивающе произнёс Вакутагин.
— Ой, ё! — чуть не в голос завопил Фома. — Тащи свой бубен, давай!
— Нет! Днём нельзя! Вечер нада ждать! Днём Манту спит!
Младший сержант Вооружённых сил, держась за зуб, прошептал:
— Ни хрена себе спит!. Смотри, Вакутагин, если не поможет, сам в бубен получишь!.
Новое испытание тяготами военной службы во второй роте началось с выступления капитана Зубова. Ротный построил личный состав и оповестил о грядущем мероприятии. — …Сами понимаете, смотр художественной самодеятельности бывает раз в году… Поэтому попрошу отнестись к мероприятию с полной ответственностью. Хоть это и самодеятельность, но — художественная. Более того — конкурс! А вторая рота всегда была какой?.
Сержант Прохоров выкрикнул из строя:
— Лучшей!
— Так точно, лучшей… — согласился Зубов, обводя взглядом строй. — Ну что?. Алло, мы ищем таланты!.
Талантов в роте оказалось немерено. Комиссия в составе ротного, старшины и двух сержантов уселась за стол посреди коридора. В хорошем темпе она забраковала матросский танец «Яблочко», монолог Гамлета, сатирические куплеты и вой рядового Ходокова под гитару.
На втором этапе в бой пошли старики. Писарь Звягин пафосно продекламировал:
Старший прапорщик Шматко, твёрдо помня про патриотическое воспитание, стихи отмёл.
По идейным мотивам.
— Так, я не понял?! Если там «рай», то здесь получается «ад», что ли?! Ты думаешь, что ты читаешь?! Плохо! Следующий!
Звягин напрягся:
Шматко радостно зааплодировал. По идейным мотивам.
Зубов и сержанты вопросительно посмотрели на него.
Прапорщик осёкся:
— Да… «гнида» — как-то грубовато…
Следующие стихи в паре исполнили Кабанов с Евсеевым.
Первый начал:
Второй продолжил, отечески хлопая партнёра по плечу:
Капитан Зубов язвительно хмыкнул:
— Симпатично… Особенно рифма вот эта: духом — «духом»!.
Результаты сурового военного кастинга комиссия обсудила при закрытых дверях в канцелярии. — …Нет, весёлые чечёточники тоже не пойдут! — сказал Зубов. — Фомин, что там у нас осталось?
Младший сержант посмотрел в список:
— Ну, куплетисты… и стихи…
Шматко авторитетно заявил:
— Стихи будут у всех. Надо чем-то удивлять!
— Правильно мыслишь, старшина, — одобрил ротный. И тут его осенило: — Слушайте, вот у нас Соколов и Медведев играют на инструментах… Кто там на барабане сегодня стучал?.
Фомин буркнул:
— Ну, я…
— Вот и отлично! Ещё одного гитариста взять — и группа получится. Пусть исполнят что-нибудь… Что там сейчас гремит?.
Внезапно на столе зазвонил телефон. Зубов снял трубку:
— Да!. Да, котик… Опять?! — он посмотрел на часы. — Через семь минут буду!
Старшина спросил:
— Что-то случилось?
— Дочка болеет. Плачет всё время — не можем понять почему… — Капитан надел фуражку. — Короче! Фомин, назначаю тебя ответственным!
Рок-группу не кантовать! Пусть репетируют. С утра до ночи!
Изгнание злого духа Манту из зуба младшего сержанта Фомина началось ровно в полночь. Добрый «дух» Вакутагин поместил объект на середину учебного класса. Фома лёг на сдвинутые вместе столы и замер. Вакутагин запел горлом и ударил в бубен над головой. Евсеев с Прохоровым присели на корточки в углу, вытаращив изумлённые глаза.
— Ума-Чада! Ола-Хома!. Инна-Гилла!. — завыл Вакутагин.
— Во тундра даёт! — пугливо поёжился Евсеев.
Прохоров прошептал в ответ:
— Чё-то я за Фому волноваться начал!
Младший сержант тоже занервничал:
— Мужики… что-то, я как-то…
— Ты не вставай! — цыкнул Евсеев. — Доктор сказал лежать!
Вакутагин вошёл в транс. Заунывный шаманский вой заглушил даже звон бубна.
Евсеев начал подниматься:
— Во разошёлся! Может, тормознём?
— А меня цепануло… — остановил его Прохоров. — Даже интересно, чем эта лабуда кончится!
Внезапно Вакутагин остановился. Он взмахнул руками над пациентом. Потом тряхнул ими в направлении окна… — Ёперный театр! — пробормотал Прохоров.
Вакутагин обессиленно упал на стул. Евсеев встал и потрясённо произнёс:
— Ну, Вакутагин… блин!
И тут ожил Фома. Он спрыгнул на пол: