Трудно быть духом

расположение в невероятных прикидах. «Духи» пулями слетели с

кроватей. Потому как «дедушкам» дурить без аудитории было скучно.

Сержант Прохоров в бандане и тѐмных очках поднял вверх руки:

– Уважаемая тусовка, разрешите праздничную дискотеку,

посвящѐнную ста дням до приказа о демобилизации, считать

открыто-о-ой!.

«Духи» вяло зааплодировали. Сержант расстроился. Он сдвинул

очки на кончик носа, демонстрируя коллективу разочарование:

– Не вижу радости в глазах!. Ну-ка ещѐ раз!. Считать

открыто-о-ой!.

На этот раз к аплодисментам присоединились свист и

улюлюканье. Атмосфера потеплела. Прохоров завонил:

– Отлично!. Для вас сегодня работают: ди-джей Фома-а-а-а!.

Товарищ младший сержант поднял руку в перчатке с обрезанными

пальцами. Он поправил кепку, надетую козырьком назад, и поставил на

плечо кассетный магнитофон. «Духи» снова завопили, активно

изображая ликование. Прохоров продолжил:

– За барной стойкой бармен Евсе-ей!.

Рядовой Евсеев в бабочке и белых перчатках выдвинулся на

середину коридора. Перед ним на тумбочке стоял поднос со стаканами

в ряд. Под дружный свист «духов» он небрежно разлил чай из чайника,

как шампанское по бокалам.

– Ну чѐ, народ… оттопыримся?! – воззвал диск-жокей Фома.

138

Толпа без подсказок взревела:

– Да-а-а! !

Магнитофон включился на полную громкость. Из динамиков

грянул бессмертный Кобзон. Хит прошлого века народ не вдохновил.

Танцевать под «И вновь продолжается бой» ни у кого не повернулись

ноги. Сержант Прохоров возмутился:

– Э-э! Пипл! Я не понял! Дискотека началась, мать вашу! Танцуем,

танцуем!.

«Духи» неуверенно задвигали конечностями. Фома заголосил:

– Больше жизни, друзья! Двигай попой! Давай, давай! Врубай

светомузыку!

Дневальный Гунько попеременно защѐлкал выключателями.

Табло «Учебная тревога» замигало. Мишка Медведев подошѐл к

«бармену»:

– Один чай, пожалуйста…

– Не вопрос! – Евсеев протянул кружку. – Рубль! Сегодня большие

скидки…

Мишка полез за деньгами. И в этот момент светомузыка погасла.

Прохоров зарычал:

– Э-э! Чѐ за дела?! Я не понял!.

Из коридора вылетел перепуганный Гунько:

– Шухер! Ротный идѐт!

Музыка мгновенно вырубилась. Народ брызнул в разные стороны.

Евсеев заметался с подносом и чайником. Срывая с себя бабочке, он

крикнул:

– Дневальный, поднос!.

По казарме пронѐсся грохот сапог. Скрипнули кровати. Затем

наступила тишина. В расположение вошѐл капитан Зубов. Дежурный,

еле успев привести себя в порядок, доложил:

– Товарищ капитан, за время моего дежурства происшествий не

случилось. Дежурный по роте сержант Прохоров!

139

Лицо ротного медленно вытянулось. Он ткнул пальцем в лоб

Прохорова:

– Сержант, что это?

Тот поспешно стащил с головы красную бандану.

– А-а… Это я так… кепку постирал!

– Ага. А это? – палец ротного переместился на замершего рядом

дневального.

Рядовой Гунько с подносом и чайником усиленно делал вид, что

твѐрдо знает, на кой хрен они ему понадобились посреди ночи.

– Это? – Сержант Прохоров доверительно склонился к Зубову. –

Товарищ капитан… а хотите чаю?.

«Дедушки» вяло ковырялись в тарелках. Перед каждым стояла

отдельная тарелка с нетронутым маслом.

– Интересно, какой удод придумал этим живых людей кормить? –

светски поинтересовался товарищ сержант.

Рядовой Евсеев хмыкнул:

– Зажрался ты, Прохор… Горох с рыбой – неповторимый букет!

– Я как домой приду, первым делом голубцов… кастрюльки две…

как наверну! – мечтательно произнѐс Фома. – И всѐ это – с гранатовым

соком!.

– А моя матушка такие пельмешки лепит! А картошечка тушѐная…

с рѐбрышками… Да с огурчиком бочковым… – непринуждѐнно поддержал

тему Евсеев.

Прохоров бросил ложку.

– Э-э! Завязывайте, а? Слюна уже хлещет, блин! – Он печально

подпѐр подбородок рукой. – Мужики, у меня такое ощущение, что

«гражданки» вообще никогда не было. Что я в армии родился. Сапоги

уже… как тапочки… Хэбэ – как… пижама…

– Та же фигня! – кивнул Евсеев. – Всѐ, что было до армии – как

сон…

140

Фома отхлебнул чаю с витаминами:

– Фигня, прорвѐмся! Сколько там до приказа?

– Не царское это дело… – Евсеев кивнул в сторону «духов». – Вон,

калькуляторы сидят…

– Народ! Заглатываем поживее… Масло тает! – громко сказал

сержант Прохоров.

Тут же из-за своего стола с набитыми ртами вскочили Гунько и

Вакутагин. Держа в одной руке кусок хлеба, в другой – ложку, они

подбежали к старослужащим. Гунько сгрѐб ложкой масло с тарелки,

стоящей перед Евсеевым:

– Поздравляю… До приказа девяносто два дня!

Вакутагин проделал ту же операцию с маслом Фомы:

– Поздравляю, товарища младший сержант… Да приказа –

девяносто два!

Тот прихватил его за руку:

– Не понял… У меня Медведев должен забирать!

– Медведев в наряде, – доложил Гунько.

Фома отпустил Вакутагина:

– А-а, да… Ну, ладно. Тогда жуй…

«Духи» вернулись обратно. Прохоров тупо уставился на своѐ

масло. К нему никто не торопился.

– Та-ак… Жду тридцать секунд… – угрожающе протянул сержант,

глядя на часы.

Фома хихикнул в кулак: