Трудно быть духом

дарований. Другими словами, будем сейчас писать диктант…

– Мы чѐ, в школе, что ли?! – не выдержал Гунько.

Фома рыкнул:

– Я щас кого-то в ясли отправлю! Горшки мыть!.

Больше желающих возражать не нашлось. Прохоров продолжил в

полной тишине:

– Значит, так. Вверху листка сейчас каждый пишет свою

фамилию, а ниже текст!. И смотрите… Место тѐплое, поэтому чтоб

старались! – Он кивнул Фомину. – Давай, Фома!.

Тот открыл «На страже Родины» и начал диктовать первую

попавшуюся военную сказку: «Высоко держит флаг российских

Вооружѐнных сил продовольственно-вещевая служба округа…»

Гунько осторожно огляделся. За одной партой с ним сидел

рядовой Медведев.

– Ты в штабе хочешь служить? – с подколом шепнул Гуня.

Мишка хмыкнул:

– Ага! К Колобку поближе…

Младший сержант Фомин шикнул:

– Базары! – потом с выражением прочитал: – «И это явственно

подтверждает проведѐнная недавно ревизия…» Пишем, пишем!

«Духи» послушно заскрипели карандашами…

Графологическая экспертиза диктанта результатов не дала.

Прохоров, Евсеев и Фомин долго перекладывали листики из

одной стопки в другую, сравнивали их с образцом в центре стола…

Почерка, похожего на каракули стукача, найти не удалось. На четвѐртом

заходе сержант Прохоров сломался:

85

– Да бесполезно! Ни одного похожего…

– Может, вот этот? – не очень уверенно пробормотал Фома, кладя

один из листков рядом с образцом.

Евсеев поинтересовался:

– Это кто? Соколов?.

Все трое склонились над текстом.

– Да не… не похож, – произнѐс Прохоров. – Посмотри, здесь «тэ»

такое, а здесь письменное. И «бэ» он не так пишет… и «а» – здесь

аккуратное, а здесь вообще – каракуля какая-то!.

Фома вздохнул:

– Да и вообще он со старшиной в командировке был…

– Тьфу ты! Раньше не мог сказать? – Евсеев разочарованно скомкал

лист. – А может, этот гад почувствовал, что диктант – это проверка?

Почерк изменил?

Сержант Прохоров с интересом спросил:

– И что нам от этого – легче?.

– Ну, не знаю… – пожал плечами Евсеев.

Фома взял записку стукача:

– Вот блин! Ну где-то же видел я этот почерк… Точно видел!

– А может, из наших кто, из стариков? – неожиданно предположил

сержант.

Евсеев и Фомин уставились на него, как на конченого придурка.

Он торопливо оправдался:

– Ну, это чисто версия…

– Тебе с такими версиями в телевизор надо!. Там такую хрень

любят!.

Фома подвѐл черту в прениях:

– В общем, тупик. На догадках мы далеко не уедем. Не хватало

ещѐ раз облажаться, как с Кабановым! – Он встал, направляясь к выходу.

– Так, а с этим что делать? – Евсеев кивнул на стопку «диктантов».

86

– Спрячь… А лучше сожги!.

Девушка Маша коротала одинокий вечер перед телевизором.

Вдруг в прихожей раздалась трель звонка. Она подошла к двери.

Смотреть в глазок было бесполезно. На лестнице опять стояла тьма.

– Кто там? – спросила она.

– Мы собираем подписи на выборы в горсовет!. – прозвучало

снаружи.

– Я не голосую! – попыталась перебить Маша.

Но голос настойчиво продолжил:

– …За Шматко Олега Николаевича!

Она тут же распахнула дверь, радостно улыбнувшись. Из темноты

к ней шагнул старший прапорщик с букетом цветов.

– И почему это я должна за него голосовать?! – требовательно

поинтересовалась Маша.

– Ну… Во-первых, он учится на отлично!

– Та-ак!.

– Во-вторых… Он м-м… делает избирателям подарки!. – Олег

Николаевич протянул девушке маленькую нарядную коробочку.

– Та-ак!.

– В-третьих… – он перешагнул порог и распахнул объятия. – Ты же

хочешь, чтобы он был твоим избранником?!

Маша охотно бросилась ему на шею, целуя в губы.

– Да! Только чтобы он был моим избранником, а не

всенародным!.

– Ладно. Только твоим! – тут же согласился Олег Николаевич.

Дверь закрылась. Маша открыла коробочку:

– А что ты мне подарил?

– Сейчас увидишь…

87

Она вынула из коробочки кружевное бельѐ и застенчиво

прошептала:

– Ты хочешь, чтобы я ЭТО надела?.

– Нет… – промурлыкал он. – Я хочу ЭТО с тебя снять!.

С целью демонстрации подарка девушка юркнула в комнату.

Буквально через минуту оттуда донѐсся еѐ голос:

– Я уже почти надела. Закрывай глаза…

Шматко прошѐл на кухню и приготовился лицезреть… Входная

дверь открылась и в прихожую вошла Анжела Олеговна. Еѐ появление

точно совпало с торжественным выходом девушки Маши в эротическом

белье. Они столкнулись нос к носу.

– Ой! – вскрикнула Маша и спряталась обратно в комнату.

– Олег Николаевич вернулся?! – Мама, не смутившись, поставила

сумку на пол, снимая туфли…

Чествование отличника Шматко приурочили к чаепитию. Старший

прапорщик трудности студенческой жизни расписывал красочно:

– …Самый сложный экзамен, конечно же, философия!. М-м!. Как

он меня валил! !

– У нас в следующем семестре тоже философия! – ужаснулась

Маша. – Говорят, препод – зверь!.

– Прорвѐмся! – успокоил еѐ Шматко.

Беседу прервал телефонный звонок. Мама сняла трубку с

аппарата:

– Алло!. Нет!. Никакие аккумуляторы мы не продаѐм!. Не знаю! –

Она возмущѐнно пожаловалась: – Надоели, третий раз звонят! Какой-то

идиот поместил в газете наш телефон…

Старший прапорщик закашлялся.