Трон черепов

– Я полагаю, счет сравнялся, – сказал Аббан. – Мы сами мало думали об их священном празднике первого снега, когда захватили Доктаун, и я видел, как поступают с женщинами и детьми шарумы.

– Чинскими женщинами и детьми, – уточнил Хеват. – Неверными, пребывающими вне света Эверама.

– Возможно, – пожал плечами хаффит. – В любом случае – глупцами, коль скоро им кажется выгодным атаковать в Ущерб.

– Даже если они умудрятся выиграть бой, дамаджи так этого не оставят, – рыкнул Хеват. – Они выведут из Дара Эверама всех воинов и убьют по тысяче чинов за каждого потерянного шарума.

Терн наблюдал, как Тамос нагибается и поджигает бумажную трубку, воткнутую в землю.

Лучники неприятеля ждали их, но стрелков было мало, чтобы остановить натиск армированной конницы Тамоса. Если бы красийцы разместили на холме слишком много воинов, то обнаружили бы себя преждевременно. Этих людей обрекли на смерть.

Сработал взрыватель, и ракета с пронзительным воем ушла в небеса, оставив по себе шлейф красного пламени. Терн во все глаза следил за ее полетом. Мать делала по праздникам хлопушки, но о таких петардах он только слышал. На юге и востоке взлетели другие ракеты, оповестившие о готовности войск к атаке.

– Красивые, – сказал Терн.

– Лиша Свиток изготовила их для другого новолуния. – Голос Тамоса был отрешен и печален. – Я часто видел, как петарды не срабатывали, но не у нее. Эти – ни разу. – Он вставил два пальца в зазор между нагрудными пластинами, как будто проверяя что-то.

– Интересно, что сказала бы травница, узнай она, какое кровопролитие возвещают ее петарды, – проговорил Самент.

Тамос гневно повернулся к нему, но внизу прозвучал рог. Граф сделал глубокий вдох и словно сдулся на выдохе. Поставив ногу в стремя, он запрыгнул в седло.

– Поздно тревожиться о женских мыслях. – Он вскинул копье. – Лучники! Убивайте на причалах все живое, пока не подойдут корабли! Стрелять по одному!

Терн подбежал к валуну на обочине, быстро вскарабкался и вжался в камень, следя за приближавшимися войсками.

– Что видишь? – спросил Тамос, подъехав ближе.

С трех сторон Круча Колана представляла собой голую скалу, и на вершину вела всего одна каменистая тропа.

– Слишком прикрыты, чтобы стрелять, – ответил Терн. – Идут пешком. Лучники сзади.

– Хотят сохранить свежие силы, когда отвоюют холм. Если им это удастся, они обрушат стрелы на высаживающихся лактонцев.

Терн хотел слезть, но Тамос поднял палец:

– Останься здесь, Терн. Это солдатское дело.

– Мой дом, – рыкнул тот. – И сражение мое.

Тамос кивнул:

– Да, но ты сражаешься так, как не под силу другим, Терн. Ты один можешь покинуть этот холм и сообщить о том, что здесь произошло. – Сунув руку за доспех, он вынул сложенный листок бумаги. – Если я не переживу эту ночь, только ты сумеешь передать это Лише.

У Терна сжалось горло, когда он взял письмо. Ему нравился граф, но шарумов было много.

Чересчур много.

Издав дикий клич, Тамос пришпорил лошадь и первым помчался по тропе в атаку.

В душе Терна затеплилась надежда при виде могучих коней. Он ждал, что наступление замедлится, когда отряд достигнет шарумовых копий, но «деревянные солдаты» и их скакуны были облачены в легкие деревянные доспехи, укрепленные меченым лаковым покрытием. Они отбросили вражеские копья, а исполины-мустанги принялись топтать людей, как траву, оставляя после себя лишь окровавленные ошметки.

Однако у подножия холма кавалерию встретили слепящим светом: красийцы подожгли масло. Зеркала отразили и перенаправили лучи, когда лошади оказались в поле зрения неприятельских лучников. Те без разбора дали залп по гуще воинов Тамоса, не заботясь о своих, оказавшихся на линии огня.

Стрелы поражали бреши в доспехах «деревянных солдат». Люди кричали, лошади пятились от боли, а вражеские войска окружали их на открытой местности.

Тамос подал сигнал, и конница, развернувшись, как стая птиц, устремилась обратно наверх.

Это была временная передышка. Шарумы уже закрепились, и все больше воинов поднималось на холм. Терн увидел в масляном свете, что одеты они не в черное и не в бурое, а в зеленое.

Стало понятно, почему командир так рвался положить их жизни за холм. Это были вообще не красийцы, а райзонцы, призванные на службу. Они выполнят кровавую работу, а их хозяева займут холм.

Терн вспомнил Ичу и сострадание, которое испытал к этому человеку, попавшему в тиски палача. С ним обошлись жестоко, неправильно и бессмысленно. Но это пустяк по сравнению с намерениями врага.

Терн понял: ничто не остановит красийцев от захвата Кручи Колана. Он ощупал графское письмо. Если бежать, то сейчас.

Главная дорога была слишком опасна, и Терн перебрался на дальнюю сторону возвышенности, чтобы спуститься по голым стенам. При его навыках и все еще в черном, он мог проникнуть туда, куда закрыт ход другим.

По крайней мере, он так думал…

Сначала Терн протер глаза, решив, что ему мерещится. Он отличался острым зрением, отточенным длительной жизнью во тьме, но даже оно имело пределы.

Он напрягся и застыл. Тускло светили звезды, внизу бушевал огонь – капитан Делия со товарищи атаковали порт.