Читаем Трое в лодке (не считая собаки) - английский и русский параллельные тексты полностью

"Fancy Jim Bates and Joe Muggles and Mr. Jones and old Billy Maunders all telling you that they had caught it.- Так, значит, Джим Бэйтс, и Джо Магглс, и мистер Джонс, и старый Билли Маундерс говорили вам, что они ее поймали?
Ha! ha! ha!Ха-ха-ха!
Well, that is good," said the honest old fellow, laughing heartily.Вот это здорово! - восклицал честный старик, весело смеясь.
"Yes, they are the sort to give it me, to put up in my parlour, if they had caught it, they are!- Как же! Такие они люди, чтобы отдать эту форель мне и позволить повесить ее в моем трактире если они сами ее поймали. Как бы не так.
Ha! ha! ha!"Ха-ха-ха!
And then he told us the real history of the fish.И он рассказал нам правду об этой форели.
It seemed that he had caught it himself, years ago, when he was quite a lad; not by any art or skill, but by that unaccountable luck that appears to always wait upon a boy when he plays the wag from school, and goes out fishing on a sunny afternoon, with a bit of string tied on to the end of a tree.Оказалось, что это он поймал ее много лет назад, когда был еще совсем мальчишкой. Ему помогло не искусство, не уменье, а то непонятное счастье, которое, кажется, всегда поджидает шалуна, удирающего из школы, чтобы поудить в солнечный день на веревочку, привязанную к ветке.
He said that bringing home that trout had saved him from a whacking, and that even his school-master had said it was worth the rule-of-three and practice put together.Он говорил, что, принеся домой эту форель, избежал здоровой порки и что даже школьный учитель сказал, что такая форель стоит тройного правила и умножения многозначных чисел, вместе взятых.
He was called out of the room at this point, and George and I again turned our gaze upon the fish.В эту минуту трактирщика вызвали из комнаты, и мы с Джорджем снова обратили взоры на форель.
It really was a most astonishing trout.Это, право же, была удивительная рыба.
The more we looked at it, the more we marvelled at it.Чем больше мы смотрели на нее, тем больше изумлялись.
It excited George so much that he climbed up on the back of a chair to get a better view of it.Джордж до того заинтересовался ею, что влез на спинку стула, чтобы рассмотреть получше.
And then the chair slipped, and George clutched wildly at the trout-case to save himself, and down it came with a crash, George and the chair on top of it.И вдруг стул качнулся, и Джордж изо всех сил вцепился в ящик, чтобы удержаться, и ящик полетел вниз вместе со стулом и Джорджем. -Рыба!
"You haven't injured the fish, have you?" I cried in alarm, rushing up.Ты не испортил рыбу? - испуганно крикнул я, бросаясь к Джорджу.
"I hope not," said George, rising cautiously and looking about.- Надеюсь, что нет, - сказал Джордж и осторожно поднялся.
But he had.Но он все же испортил рыбу.
That trout lay shattered into a thousand fragments-I say a thousand, but they may have only been nine hundred. I did not count them.Форель лежала перед нами, разбитая на тысячу кусков (я говорю - тысячу, но, может быть, их было и девятьсот, - я не считал).
Перейти на страницу:

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки