— Товарищ капитан, все произошло неожиданно! Я даже не успел сообразить, в чем дело! Если бы знал, что произойдет такое, то, может быть, не бросился бы под пули! Поэтому нельзя согласиться с теми, которые считают, что я совершил подвиг! Просто случайность, значение которой преувеличили!
— Почему же ты с этим согласился?
Но капитан ничего не спрашивает. Он смотрит вперед на секретаря, дочитывающего автобиографию.
Какая полезная автобиография! И происхождение, и профессия, и образование, и членство в комсомоле, и все — честь-честью…
Вот так автобиография!
Среди присутствующих наступает оживление. Некоторые снова посматривают на него. Удовлетворены ли они? Согласны ли с фактами?
«А каковы, интересно, их биографии?» — невольно спрашивает себя Младен в желании еще раз убедиться в своем превосходстве.
Взгляд его ищет знакомые лица.
Тронутые сединой волосы директора. Большой шрам над правой бровью. Испания. Выражающие долгое ожидание глаза, взгляд которых устремлен в полумрак… шесть лет в фашистских застенках… и властный широкий подбородок, волевой, непокорный… политрук во время боев с немцами на Драве… и узкий белый воротничок; пальцы, держащие автоматический карандаш… десятилетие директорства…
Кто кого превосходит?
Блестит голое темя начальника пятого цеха. Он склонил голову, глаз его не видно. Лауреат, автор изобретения, благодаря которому государство сэкономило миллионы… и привычка жевать бумагу, частое, обращенное к самому себе «даа…», трезвая оценка любой трудности и совершенная организация в цехе… и еще что-то глубокое, глубокое…
Алексей? Более тридцати раз удостаивали его званием ударника. Снующий, словно одержимый, между станками, зачастую дни и ночи проводящий на заводе. Алексей, которого избрали депутатом в горсовет, которого любят все рабочие…
Страдальческое лицо вахтера Серафима… следы фашистской мины во время штурма Страцина. До этого верный помощник партизан, укрывавший многих подпольщиков…
Истины, которые известны воем. Истины, которые вошли в их жизнь, в их плоть.
Не ошибается ли он, полагая, что партийный билет ускорит его взлет?
Разве такой возможности не было у вахтера Серафима? Почему же он ею не воспользовался?
Не было ли такой возможности у капитана? Почему он ею не воспользовался?
Не было ли такой возможности у Алексея? Способного, преданного, прекрасного Алексея? Почему и он ею не воспользовался?
Планы, казавшиеся предельно ясными, вдруг мутнеют. Что-то зашаталось, сдвинулось, закачалось! И снова показались ботинки секретаря. Словно эти подкованные ботинки ступают то стеклянным башням его намерений, и стекло ломается, трещит…
Как он посмел делать такие сравнения!
— Разве я не созидательная сила? — спрашиваем он себя. — Кому польза от моей работы? Кто выигрывает от моих начинаний? Разве я не вношу свою лепту в борьбу партии за благо народа?
Ответы смущают его. Он злится на себя и сразу же устремляет взгляд на трибуну, где читают рекомендации.
Его поручители — старый директор школы, родственник по линии матери и… капитан.
Они ручаются за него.
А может ли он поручиться за самого себя?
Его об этом не спрашивают. Значит, все в порядке…
Первым высказывается Алексей. Младену кажется, что Алексей выразит свои сомнения по поводу некоторых его приемов, обвинит его в нетоварищеском отношении, заявит, что он эгоист…
Нет. Алексей думает, что Младен достойный кандидат. Алексей радуется, что умный и трудолюбивый юноша вступает в ряды партии. Алексей смотрит на него и словно говорит:
«Мы доверяем тебе! И ты должен нам доверять. Это единственный критерий для всех!»
После него слово берет начальник участка — низкорослый Папазов. Вчера Младен крепко сцепился с ним. Дело чуть не дошло до скандала. Папазов мог бы его обвинить, сказать, что бригадир просто-напросто карьерист или что у него нездоровая амбиция, он мог бы…
Но Папазов своим женским голосом говорит, что Младен хороший организатор и способный бригадир.
Здесь нет места сведению личных счетов. Все, о чем здесь говорят, должно быть правдой и только правдой!
А директор.
Разве ему не ясны его отношения с Виолеттой? Разве не имел он возможности наблюдать его, не понял его хитрой игры? Разве не мог оценить намерений?
Но он говорит, как отец. Что же такое — партия?..
Зажигают свет. Мягкий улыбающийся свет заливает зал, открывает лица.
Пока голосуют, Младен смотрит на них и с радостным волнением думает о том, что эти люди принимают его в свою среду.
Потом неожиданно видит перед собой капитана. Тот подходит, обнимает, целует его в щеки.
— Знаешь, что это значит? — спрашивает бывший командир роты своего солдата и ищет ответ в его глазах.
А Младен, отбросив все прежние мысли и соображения, покоренный незнакомым, трепетным чувством мужественной привязанности и сильной радости, отвечает ослабевшим голосом:
— Так точно, товарищ капитан!
25
Неизбежно у каждого человека бывает такой час, когда он спрашивает у своей жизни: «Моя ты или чужая?»