Триумф

Мне хочется жить по мелочам, и это удивительно. Обычно я все время думала о чем-то важном или стремилась к чему-то, зачастую в ущерб мелким радостям, а многие человеческие радости и были повседневными. То есть я не получала от них удовольствия, не акцентировала внимания, это было что-то вроде работы. Теперь мне хочется дождаться весны – начала лета – и покататься на роликах, чтобы ветер в лицо. Мне даже хочется попробовать наклеить ресницы, хотя всю жизнь было лень заниматься такой ерундой, лень накладывать маски, пробовать разные специальные шампуни. Я и так вроде хороша собой – так зачем? Но другие ведь тратят на это силы и время, а я никогда не считала нужным. Так необычно. Не хочется, чтобы это проходило.

Новая радость жизни в этих мелочах. Не большое счастье, которое, видимо, связано с мыслями и целями, а повседневная улыбка, что тоже очень важно. Улыбка противоречит срывам и дает силы.

При этом страх остается – страх того, что я что-то не успею, страх того, что не смогу совместить рабочие проекты, которые делаю ради денег, с запланированными путешествиями. Что что-то изменится или мне расхочется. Но сейчас мне так хочется жить этими человеческими вещами.

И надо как-то учиться совмещать эту жизнь с целями, работой, рисунками. Раньше, если что-то не получалось, дальше не хотелось ничего. Жить одними целями и не видеть ничего вокруг – неправильно. Но забыть о целях, стать как все – неправильно вдвойне. Потому что придет осознание, и станет плохо. Научиться совмещать, быть кем-то, развиваться, уважать себя – и при этом получать удовольствие от мелочей. Найти баланс и стабильность. Вот что было бы чудесно.

Главное, чтобы это ощущение не прошло. Столько нового. Во-первых, я и многие мои подруги, глупые, считают готовку ниже собственного достоинства. «Я не готовлю» – это вроде круто, подразумевается, что ты занимаешься более важными вещами. На самом деле так здорово создать настроение, купить подходящие продукты, приготовить по-особенному, накормить любимого, друзей.

Мы сидим втроем в кабинете. У Олега периодически звонит телефон. Как зовут его гостя, я даже не запомнила.

– Странно, люди считают, что с течением жизни все должно становиться все лучше и лучше. А с чего такое представление? Чем старше, тем ближе к смерти, то есть мы неуклонно приближаемся к плохому. И с чего тогда считать, что все будет лучше? Вся мировая культура очень подробно описывает то, что будет происходить с человеком, если он попадет в ад, все круги описываются. Это и Данте, но Данте был одним из многих, просто наиболее удачливым. Были рисунки на ту же тему. Но ничего конкретного о рае культура нам не говорит, кроме того что там ходят люди с нимбами.

Я слушаю все это, потягивая красное вино, которое после первого глотка показалось неприятно сладким, а потом пошло легко. Недаром у тебя в кабинете холодно. Я даже не участвую в этой дискуссии, потому что хоть и говоришь ты энергично, как обычно, но в словах привкус горечи. А я не хочу, чтобы тебе было горько. Как странно: как бы я ни обижалась на тебя, как бы ты ни злился на меня, когда ты целуешь меня, в голове становится пусто, и я как-то приподнимаюсь в пространстве. Взлетаю, проще говоря. Может быть, это и есть любовь? Та самая, которая навсегда.

Глава 6 А ЧТО БЫЛО РАНЬШЕ?

Юность

1

Если что-то идет не так, я смотрю в окно. Трусливо поглядываю в сторону окна. И взвешиваю, где же мне будет лучше – снаружи или, как сейчас, внутри. Никто этого не замечает, это лично моя история. Резануть – не резануть. Когда кто-то в очередной раз топчет сердце или что-то не получается, я ногтями пальцев правой руки больно цепляю кожу, оставляя след. Становится немного легче. Мне страшно иногда – такие, как я, могут плохо кончить с высокой вероятностью. Потому что иногда все идет не так, и вообще говоря, мне не слишком-то и везет. И иногда так больно, что хочется выйти из игры, потому что так не должно быть, это противоестественно, кто-то, очевидно, нарушил правила.

– Анита, хочешь бутерброд?

Нет, мама, не хочу, спасибо.

– Чем ты обычно обедаешь? Ты нормально обедаешь? Смотри, ты ведь помнишь, что у тебя гастрит.

Еще как помню. Однажды из-за него я лежала в больнице, и это было не очень-то здорово. Совсем не очень. Довольно хреново, надо сказать. Все было так бессмысленно. Но я отдохнула, гуляла, там был свежий воздух и парк. И как-то наткнулась на повозку с умершим человеком. Я не испугалась. Зато там чувствовалась жизнь и чувствовалась смерть – то, как все зыбко. Меньше всякой ерунды и поверхностного. И боль – когда людям больно, они настоящие. Нет этого всего наносного, которое так раздражает.

– Анита, что ты там делаешь?

Невозможно побыть одной. При этом я ненавижу одиночество до истерики. Я могу плакать и сходить с ума, на стенку лезть от одиночества. Но когда вот так вот лезут в чужой мир, не дают подумать – невыносимо.

Поэтому я считаю, что это дурацкая игра. Дурацкая жизнь.