Тристания

Подарки вручены, пришла пора включить граммофон. Все танцуют и поют, но не серьезно, как в церкви, а громко и невпопад, как подобает людям в добром и радостном настроении. Угощаются разными блюдами из картошки, уплетают бараньи ноги, которые всю ночь томились в печи, отрезают ломти от толстых масляных пирогов. Дети отщипывают куски и украдкой бросают их собакам, которые крутятся под ногами.

Начинает темнеть, и на столы ставят подсвечники с большими свечами. Их зажигают не сразу, потому что света еще хватает: он льется с небес и из сердец людей, у которых так приятно и тепло на душе.

Последние гости расходятся на рассвете. Молодожены сидят на крыльце своего нового дома и смотрят, как небо встает дугой над их новой жизнью и придает счастью цвет.

Щеночек спит, свернувшись клубком возле их ног. У него пушистая шерсть и толстенькие подергивающиеся лапки; он еще не знает ни о делах, которые его ждут, ни о картинах, которые предстоит увидеть его глазам.

— Как назовем собачку? — спрашивает Марта.

— Дворняжкой.

— Она тебе совсем не нравится?

— Это же собака.

— Тут у всех есть собаки.

— Какой от нее прок?

— Я научу ее приносить плавник. И плавать за яблоками на Песчаный мыс.

— По-твоему, такое неуклюжее создание сможет плавать?

— Все щенки неуклюжие. Другими они и не бывают.

— Угу. Ладно, пусть живет, возвращать подарки некрасиво.

— Вот-вот. А звать ее будут Этель.

— Пускай. Но когда у нас родится ребенок, это будет мальчик, и имя ему дам я.

— Хорошо. Только не Джерард, пожалуйста. Такого мне не выговорить.

— Только что выговорила, — хмыкает Берт. — Идем спать?

Марта кивает, встает и думает о том, сколько всего ей необходимо уметь, сколько всего знать теперь, когда она поселилась в собственном доме и стала хозяйкой своей жизни. Хватит ли у нее на это сил? Есть ли все необходимые качества?

Берт и Марта заходят в дом, обнимая друг друга за плечи.

Щенок плетется за ними в спальню, пристраивается в углу и тут же снова засыпает. Он не видит, с какой гордостью Марта стелет новое, с кружевной отделкой белье, как избавляется от белой много-слойности и укладывается на кровать, точно ангел.

Марта простирает свои крылья над Бертом.

Они лежат рядом друг с другом и чувствуют себя единственными людьми во всем мире. с праздника минуло девять месяцев, но третий жилец в доме не появился. Живот Марты не выдается вперед, стены детской не красят в желтый цвет. Надвигается буря, ветер усиливается и вот-вот начнет выворачивать деревья, скидывать коров с обрыва. Крыша скрипит, с потолка падает мох и земля.

Марта и Берт прячутся от непогоды в своем доме. Другие островитяне тоже прячутся в своих домах, с их потолков тоже падает мох и земля, но они знают, что буря рано или поздно утихнет, а если им вдруг срочно понадобится куда-то пойти, то они лягут на землю и поползут по ней ползком в нужную сторону. На полу и на шкафах стоят кастрюли, ведра и кувшины, потому что потолки текут, стены трещат, а журчащий горный ручеек превращается в водопад, разъяряется, выкрикивает проклятия, угрожает погубить детей и утопить овец, испуганно блеющих на склонах.

Марта стоит у окна и смотрит на улицу. Природа рисует пейзаж, в каждой точке которого — вода.

Вода течет. Вода капает. Вода струится. Вода шумит. Вода барабанит по сковороде, которая стоит в углу гостиной и спокойно принимает дар, ниспосылаемый ей небом; на этой же сковороде Марта по утрам жарит яйца чаек, напевая американскую песню, которую граммофон всегда играет слишком медленно. Но Марта не знает об этом.

Она знает, что желток нужно разболтать, чтобы он перестал быть таким целым и непередаваемо красивым.

К Марте подходит мужчина. Тот же самый: не капитан корабля и не принц, случайно очутившийся на острове, а человек, знакомый так давно и досконально, что теперь снова кажется чужим.

Так бывает, когда слишком долго смотришь в зеркало на свое отражение и перестаешь узнавать себя.

Марта берет мужчину за руку и разворачивает ее ладонью вверх. Но там, где прежде был остров, осталась лишь гора, которая изрыгает пепел и тянет свои угольно-черные пальцы к небу. Марта уже не различает на ней ни троп, ни оврагов, а вскоре и сама горная вершина куда-то пропадает с иссохшей поверхности кожи.

Муж заглядывает жене в лицо и спрашивает:

— Почему ты все еще здесь?

— Потому что хочу увидеть гору.