Тристания

Возвращаясь домой, Марта слышит прерывистое дыхание матери так, словно оно раздается в ее собственных легких.

4 Англия, октябрь 1961 г.

Ларс

День близится к вечеру, земля под ногами неторопливо уползает туда, где солнцу до нее не дотянуться.

В сторону темноты.

Я встаю со стула и зашториваю окно, а когда поворачиваюсь обратно к кровати, то вижу Ивонн в новом, предзакатном свете. Ее ресницы мерцают и трутся друг о друга.

Надо разбудить ее. Нам пора одеваться, причесываться, браться за металлическую дверную ручку и выходить в мир, потому что сегодня мир устраивает для нас праздник, а Ивонн любит праздники, всегда ждет их, как ребенок Рождества или летних каникул. «Я хочу умереть в нарядном платье и с бокалом шампанского в руке!» — выкрикнула она однажды, подняла руки и взмахнула бокалом. Ее кожа оставалась липкой от вина весь день, и следующий за ним тоже.

— Просыпайся, — шепчу я и провожу рукой между лопаток Ивонн до того места, где они расходятся всякий раз, когда мягкая ткань свитера скользит с ее плеч.

Ивонн вздрагивает, дрыгает ногой и шипит, точно рассерженная кошка.

Но кошке все равно придется вылезать из тепла, выгибать спинку дугой и выставлять коготки. Потому что на столе лежат бусы, а в кухне позвякивают блюдца и тарелки, напоминая о том, что мы живем в цивилизованном мире.

Я беру Ивонн за плечо и легонько трясу.

Она открывает глаза и смотрит прямо на меня.

С возвращения на Тристан прошло восемь месяцев, и я снова стал собираться в дорогу. Аккуратно разложил рыбацкие снасти, сожалея о том, что с мыслями так же просто не разберешься.

Я уверял самого себя, что уеду всего на несколько месяцев, как поступал прежде, что впереди меня не ждет ничего, кроме привычной скуки в привычном холодном городе. Но по мере того как я пересекал параллель за параллелью, проживал час за часом, мне становилось все яснее, что у меня начинается новая жизнь. Другая жизнь в другом доме, у которого все стены целые.

Я сидел в своей каюте где-то по пути вдоль темной груди Атлантики и размышлял о том, что у этой темноты тоже есть координаты. Весь земной шар размечен на точки. Но помогут ли координаты понять, что ожидает нас там, куда мы направляемся?

Уезжая, я ощущал себя не смельчаком, а беглецом. Я был влюблен, но не был ослеплен любовью.

Хотя Ивонн поверила именно в это, а я не стал разубеждать ее.

И когда она будет верить в это достаточно сильно, я поверю тоже. Так сказка, которую я сочиняю, станет былью.

Спустя полтора месяца корабль вошел в гавань. Я поехал в город, чувствуя, как кружится голова и все внутри раскачивается. Явился в знакомую гостиницу, которая тоже раскачивалась: и кресла в вестибюле, и люстры на потолке, и очки на носу администратора.

— Рады снова видеть вас, сэр, — улыбнулась она. — Очередная поездка по делам?

Когда слуга, который принес мои чемоданы, ушел, я остался в номере один. Сел на узкую кровать и вздохнул: я устал так, словно весь путь проделал вплавь. Но о том, чтобы прилечь и отдохнуть, не могло быть и речи: я был слишком взволнован.

Я сходил в душ, вытерся белым полотенцем, мягким, как волосы маленького ребенка. Надел чистую куртку, которую Лиз аккуратно заштопала в кухне пару месяцев назад, вспомнил, как за этой работой губы жены сжимались в тонкую полоску, и отправился на улицу.

Влажный осенний воздух вдавливался во внутренности и кости. Подойдя к зеленому навесу, я отворил дверь и вошел, но за прилавком стояла не молодая женщина, а высокий худой мужчина с водянистыми глазками, узкими губами и костлявыми пальцами. Стоило мне подумать о том, что он мог делать своими пальцами, в душе мигом поднялась паника. Но я поспешил заверить себя, что этот человек не во вкусе Ивонн, тем более с такими пальцами, которые заворачивают цветы в бумагу, точно драгоценные свитки пергамента.

— Извините, я скоро вернусь, — сказал я продавцу, который вопросительно посмотрел на меня.

Я ушел и вернулся на следующий день.

При виде Ивонн мое сердце подпрыгнуло так, что этот прыжок, верно, слышали все вокруг. Но Ивонн нисколько не удивилась, а лишь спокойно взглянула на меня, словно ждала моего возвращения с прогулки по соседнему кварталу.

Я стоял в конце очереди и смотрел на Ивонн. Мне показалось или она и в самом деле разговаривала с покупателями более коротко, а ее руки быстрее заворачивали цветы? В жизни Ивонн выглядела красивее, чем в воспоминаниях.

Когда подошла моя очередь, я знал, что сказать.

— Три красные розы, пожалуйста. Ивонн улыбнулась.

— А вы сообразительный моряк.

Я расплатился и спросил, в котором часу она заканчивает работу.

— В шесть, — ответила Ивонн, и я пообещал, что вернусь к этому времени. Кивнув, она протянула мне цветы. Бутоны напоминали застывшие красные слезы.

Выйдя из магазина, я бродил по незнакомым улицам и смотрел на людей, чьи тревоги были мне неведомы.

Интересно, а их сердца тоже когда-нибудь подскакивали так, как мое сегодня?